Белый сверху и сине-черный у самой воды горбатый айсбергприткнулся к песчаной косе поодаль, а другой, многократно больший, неподвижнождал его в море. Они напомнили мне медведицу и медвежонка. Вторая дверь ждаламеня на каменистой осыпи, пересекающей пляж. Я направился к ней — и вдругпонял, что вот на этот ровный песок, совершенно ничем не выделяющийся, ступатьнельзя. Просто нельзя, и все. И я сначала свернул к морю, чтобы обойти томесто, куда нельзя ступать, но, дойдя до уреза прибоя, понял, что с этойстороны мне не пройти, и пошел в ту сторону, где пляж кончался и начиналсяневысокий красногли- нистый обрыв. Только там мне удалось найти узкую полоску безопасногопрохода. Из глины выступали чьи-то кости и черепа с длинными клыками, и я взялс собой один из клыков. Дверь открылась, едва я коснулся ее…

По ту сторону было озеро. Я несся по его берегу,перепрыгивая с валуна на валун. Мне нельзя было ошибиться. Здесь! Я бросился вводу. Она была прозрачной, но темной, как будто в нее добавили фиолетовыхчернил. Где-то совсем глубоко неясно белел какой-то крестик, и я стал, изо всехсил загребая руками, спускаться к нему. Воздух в груди мешал погружению, и тогдая выдохнул его. Теперь спуск стал почти стремительным — но все равно ненастолько, насколько мне хотелось. Я нагнал крестик и подхватил его однойрукой. Это была девочка. Теперь надо было подниматься вверх. Я посмотрел.Поверхность была далеко, а светлое пятно на ней не превышало размером брошеннуюна землю рубаху. Я греб одной рукой и отталкивался от воды ногами. Грудь то лисдавливало, то ли разрывало. Под горлом пылали угли. Светлое пятно едваприближалось. А потом что-то произошло со мной… не знаю что. Я на несколькосекунд стал чем- то другим. Зверем? Рыбой? Может быть. Но я понесся вверх такбыстро, что вылетел из воды, завис над нею и приземлился на камень, с которогонырял. Там стояла толстая старуха с неопрятными волосами. Она приняла у менядевочку, а мне открылись следующие двери — на этот раз почему-тодвухстворчатые.

Крутой склон горы — настолько высокой, что земля внизу былаеле видна, а луна плыла вровень и рядом. Много месяцев карабкался я по этомусклону, падал, срывался, карабкался снова… Здесь можно было чуть передохнуть.Горел костер, у костра сидели несколько размытых темнотой мужчин без лиц — нхо.Я чувствовал на себе их тяжелые взгляды, хотя им нечем было смотреть. За спиноймоей тоже кто- то был, я обернулся — девушка, тонкая, как деревце, и вся белая,будто обсыпанная мелом. Ты должен пройти дальше, сказала она, думай как. Я ни очем не мог думать. Тогда говори, говори, говори что-нибудь, сказала девушка.Осень, сказал я, вода замерзает, лед режет лодки. Пройти не можем, умрем в воде.Все мы умрем в замерзшей воде, если никто не поможет. Пусть сомнется лед, пустьне режет так много лодок, пусть не тонут люди… Да, сказала белая девушка, пустьтак и будет. Но ты сам должен затупить лед. Вон тот, красный нхо, видишьего? — Это он сидит в воде, режет лодки и топит людей, пьет их кровь.Выбей ему зубы, обколи их, затупи — тогда пройдут лодки. Я поднял камень, нотут все осветилось нездешним светом, и нхо пропали, только девушка задержаласьна миг. Буду с тобой, сказала она, ты можешь меня не видеть, но я всегда будутут, справа от тебя, зови.

Окутанный коконом волокнистого света, черный камень, похожийна ограненное яйцо, неровно спускался с неба — быстро, но не стремительно, какбы удерживая себя на миг, и еще на миг, и еще, в небесных паутинах, но тут жепродавливая их слой за слоем. Потом он сорвался и полетел вниз, кувыркаясь…

Я был ветром и облаками, дождем и туманом. От того, холодноли мне или тепло, устал ли я или полон сил, ветер начинал дуть, илипрекращался, или менял направление, или закручивался вихрем. Мое настроениезаставляло облака собираться в тучи и проливаться дождем или ссыпаться градом,исчезать здесь и появляться в другом месте… я не могу сказать, что делал этосвоей волей и по своему произволу, нет — скорее, все это происходило потому,что было согласно со мной и созвучно моей песне… и точно так же было со зверямив тайге и тундре, птицами в небе и рыбами в озерах: я знал их ход и могуправлять им, но не по произволу одного меня, а по взаимному согласию всех. Идаже заяц, который выбегал под мою стрелу и замирал, широко открыв глаза, знал,что не смерть его ждет, а просто другая жизнь…

Потом меня позвали, и я пошел.

Камень тот был воплощением могучего зла, и жестокий красныйнхо, которому я собирался выбить зубы и, наверное, выбил и затупил, просто непомню этого, в сравнении с камнем казался новорожденным бельчонком.

…Я буду биться с ним, сказал я, и все замолчали. Я пойдувпереди, а вы будете подпирать меня и питать мои силы, потому что битва будетдолгой…

Честно говоря, я любовался собой в этот момент: какой ястатный и красивый, какие у меня широкие плечи и как высоко я держу голову; всевокруг были ниже, согбеннее, суетливее и трусливее меня. И слушали они меня сопасением, втянув головы в плечи…

Я стоял перед Летучим камнем, в старом маньяке", сгабдасом, сделанным мною из спила столетней сосны и шкуры черного козла, временных сапогах, с ремнем вокруг головы, на котором выжжены были изображения иимена всех тех, кто помогал мне: Радиена, Зиорава Радиена, Лейб-Олмая, свирепогоИоренгаса и страшного Оуло-Гадже. Черепа волка и волчицы, щуки и лосося, совы ичайки висели на моем поясе-почне…

Смерть и ужас колыхались передо мной; сила, решимость и жарвливались в затылок, лопатки, крестец и икры.

Я поднял габдас и запел…

Много дней прошло. Я пел, кружился, бил в габдас. Дух мойколотился о волшебную стену, окружающую камень. Нхо камня отступил за нее, лишьизредка огрызаясь. Я пу' Маньяк — одеяние шамана; в маньяке всегда используютсяэлементы, указывающие на покровителя шамана и на его духов-помощников: ленточкииз кожи, куски меха, рога, кости, перья и т. д. скал в него стрелы огня ибил молниями. Стена, окружавшая камень, шла трещинами…

Иногда я пытался поговорить с нхо камня или выманить егонаружу. Я предлагал ему свою кровь, но он только проливал ее на землю.

Мир вокруг чернел, словно обугливался. Даже снег падалсерый, даже солнце подымалось как посыпанное пеплом. Я слышал, как вдалиговорили нойды и вожди, что люди не переживут эту зиму. Надо было торопиться.

Наверное, я слишком поторопился. Или слишком устал и потомуне среагировал…

Это произошло как в том сне… маленькое, ростом с ребенка,будто бы плотно сплетенное из веток или лозы. Оно двигалось стремительно, и яне успел ничего сделать, как оно оказалось рядом и убило меня… так и тут —черное с красным внутри, оно ворвалось в меня и тут же наполнило меня изнутри,я еще успел услышать, как рвутся легкие и желудок, а потом я стал чем-тодругим, а то, что было мной, вытекло и погибло… Я — новый — выпрямился во весьрост и посмотрел на скопившихся вокруг. Они были маленькие и мерзкие. Я махнулрукой, и черный огонь смахнул половину из них, а остальные попятились, а потомбросились бежать. Это оказалось очень смешно…