— Спокойной ночи, Мэтт, — дрожащим голосом пробормотала онаи, растянув губы в деланной улыбке, шагнула вперед, оставив его стоять напороге. Он не сделал попытки остановить ее, и облегчение мгновенно сменилосьраскаянием. Очевидно, решила Мередит, входя в комнату Джули, беременная женщиналишается всякой привлекательности, даже для мужчины, который сгорал от безумнойстрасти всего несколько недель назад.

Она обернулась, чтобы прикрыть дверь. Позади раздалсябесстрастный, спокойный голос:

— Мередит.

Обернувшись, она увидела, что Мэтт стоит на прежнем месте,прислонившись плечом к косяку и сложив руки на груди.

— Что?

— Знаешь, что я люблю меньше всего на свете? Егонепререкаемый тон подсказал, что вопрос задан не просто так, и Мередитнастороженно покачала головой, гадая, что за этим последует. Он не стал держатьее в неведении:

— Терпеть не могу спать один, когда рядом в соседней комнатеесть кто-то, кому, черт возьми, следовало бы лечь со мной.

За резким замечанием Мэтта явно крылось приглашение, и стольполное отсутствие такта поразило не только ее, но и его самого. Множество самыхразличных чувств за одно мгновение промелькнуло на прелестном лице: смущение,стыд, неловкость, сомнение, нерешительность… но все же она, слегка улыбнувшись,твердо сказала:

— Спокойной ночи.

Мэтт дождался, пока Мередит закроет за собой дверь, но неушел. Несколько долгих минут он стоял неподвижно, прекрасно зная, что еслисейчас пойдет за ней и пустит в ход все приемы нежного обольщения, навернякаубедит ее провести с ним ночь. Однако ему расхотелось делать это. Решительно ибесповоротно.

Повернувшись, он вошел к себе, но оставил дверь открытой,по-прежнему убежденный, что если она захочет быть с ним, обязательно вернется.

Одетый в пижамные штаны, с трудом найденные в ящике комода,Мэтт стоял у окна, глядя на залитый лунным светом газон. Он услышал, какМередит вы ходит из ванной, и напрягся в ожидании. Шаги прозвучали по коридору,затихли у комнаты Джули. Раздался стук закрываемой двери.

Сегодня она хочет остаться одна, понял Мэтт с удивлением иразочарованием. Однако его обуревали более глубокие эмоции, чем неразделенноечувственное желание. Он ждал от нее знака, порыва, из которого понял бы, чтоМередит так же, как и он, готова к интимным отношениям, но как Мэтт ни желалэтого, не собирался убеждать ее. Мередит должна сама принять решение, сделатьвыбор, свободно и добровольно. И она сделала этот выбор, когда ушла от него вспальню Джули. Будь у нее какие-то сомнения в том, чего Мэтт желал этой ночью,он быстро развеял бы их.

Отвернувшись от окна, Мэтт раздраженно вздохнул, подумав,что, вероятно, требует слишком многого от восемнадцатилетней девушки, вчерашнейшкольницы. Беда в том, что чертовски трудно помнить, насколько на самом делемолода Мередит.

Откинув простыню, Мэтт лег в постель и сунул руки подголову, глядя в потолок, думая о Мередит. Сегодня она рассказала Мэтту о ЛайзеПонтини, о том, как они стали друзьями, и только сейчас Мэтт понял, что Мередитчувствовала себя своей не только в богатых особняках и загородных клубах, но ив доме таких бедняков, как семейство Понтини. В ней нет совершенно ничегоискусственного, ни малейшего притворства, и все же невозможно было усомниться впрекрасном воспитании и безупречном вкусе, привлекавших Мэтта так же сильно,как ослепительная красота и чарующая улыбка девушки.

Усталость наконец одолела Мэтта; глаза сами собой закрылись.К несчастью, ни одно из этих качеств не поможет ей и не сделает идею о поездкев Южную Америку хоть немного привлекательной… если, конечно, она совсем ничегоне чувствует к нему. А это, очевидно, так и есть, иначе была бы сейчас с ним.Сама мысль о том, чтобы убедить колеблющуюся, нерешительную, избалованнуюдевушку отправиться с ним в Венесуэлу, в то время как у нее не хватило мужестваили решительности переступить порог его спальни, была не только отталкивающей,но и совершенно беспочвенной.

Мередит, склонив голову, стояла возле кровати Джули,измученная желаниями и сомнениями, которые не могла ни объяснить, ни унять. Еебеременность пока еще ничем не проявилась внешне, но, очевидно, вносила хаос исмуту в ее чувства. Менее часа назад она приходила в ужас от одной мысли, чтоочутится в постели с Мэттом, сейчас же хотела этого больше всего на свете.Здравый смысл предостерегал, что ее будущее, и без того ужасающее,неопределенно и отдаться неумолимо возрастающему притяжению к этому человекуозначает еще больше все усложнить. В двадцать шесть лет он был гораздо опытнеево всех сторонах жизни, жизни, совершенно ей чуждой и незнакомой.

Шесть недель назад он был в смокинге и ничем не отличался отдругих знакомых ей мужчин. Но теперь, в джинсах и рубашке, казался каким-топриземленным, и это одновременно и привлекало и тревожило ее. Мэтт хотел, чтобыона пришла к нему сегодня, и без обиняков сказал об этом. Во всем, что касалосьженщин и секса, Мэтт, очевидно, был настолько уверен в себе, что мог, нестесняясь, дерзко объяснить, чего хочет от нее. Он не просил, не пыталсяубедить, а почти приказывал! Без сомнения, он считался в Эдмунтоне настоящимдонжуаном, неотразимым соблазнителем, и почему нет? В ночь самой первой встречион сумел заставить ее извиваться и кричать от страсти, хотя Мередит быланасмерть перепугана.

Мэтт точно знал, какая ласка, какое прикосновение сможетзаставить ее потерять разум, и весь его сексуальный опыт, очевидно и он должнобыть, занимался любовью сотни раз сотнями способов и с сотней женщин. Но дажесознавая это, Мередит была вне себя при мысли о том, что Мэтт ничего не испытываетк ней, кроме чисто физического влечения. Правда, он за полтора месяца ни разуне позвонил, но правда и то, что Мередит была настолько расстроена в ту ночь,что ничем не показала, будто ждет его звонка. Его заявление о том, что онсобирался позвонить года через два, после возвращения из Южной Америки,показалось Мередит просто смехотворным. Теперь же, в тишине ночи, после егорассказа о планах на будущее, у Мередит, появилось чувство, что он хотелдобиться чего-то в жизни, прежде чем позвонить в следующий раз.

Мередит вспомнила о том, как глубоко повлияла на Мэттасмерть матери; мальчик, способный на такую скорбь, не мог вырасти пустым,безответственным и бесчувственным человеком, ничем не интересующимся, кромеженщин…

Мередит оборвала себя. Мэтта никак нельзя назватьбезответственным. За все это время он ни разу не пытался избежатьответственности за будущего ребенка. Кроме того, если верить Джули, Мэтт неодин год нес тяжелый груз забот о семье.

Если на уме у него был только секс, почему Мэтт не попыталсяуговорить ее лечь с ним сегодня, хотя ясно дал понять, что желает этого?

Мередит вспомнила нежность, сиявшую в серых глазах, когда онспросил, так ли она сладка, как кажется. И то же выражение согревало его взглядкаждый раз, когда он смотрел на нее, пока они сидели на крыльце.