«Пишущая машинка стояла на полу в самом центре, и я как разсобирался пройти мимо, когда увидел, что в машинку заправлен лист бумаги. Этозаставило меня вздрогнуть, так как я прекрасно помнил, что машинка была пустой,когда я в последний раз выходил за новой бутылкой».

«Я оглянулся в поисках какого-нибудь непрошенного гостя.Исключив взломщиков и наркоманов, я подумал о… о том, что это были привидения».«Я увидел рваную дыру на обоях слева от двери в спальню. По крайней мере,теперь я знал, откуда в пишущей машинке оказалась бумага. Кто-то просто оторвалпотрепанный кусок старых обоев».

«Я все еще смотрел на обои, когда услышал у себя за спинойнегромкий отчетливый звук – клац! Я подскочил и обернулся. Сердце чуть невыпрыгнуло у меня из груди. Я был в ужасе, но я узнал звук, в этом не моглобыть никакого сомнения. Всю жизнь я работал со словами и мгновенно распознатьзвук ударяющей по бумаге клавиши пишущей машинки, даже в пустой, освещеннойзакатным солнцем комнате, в которой некому дотронуться до клавиатуры».

Они смотрели на него в темноте, их лица расплывались белымикругами. Никто не произнес ни слова, но все передвинулись слегка поближе друг кдругу. Жена писателя двумя руками сжала руки своего мужа.

«Я почувствовал, что я… смотрю на себя откуда-то со стороны.Словно меня не было. Может быть, так всегда и чувствует себя человек,сталкивающийся с необъяснимым. Я медленно пошел по направлению к пишущеймашинке. Сердце дико трепыхалось у меня в горле, но ум был совершенно спокоен…каким-то ледяным спокойствием».

«Клац! Дернулась еще одна клавиша. Я даже заметил на этотраз, какая. Клавиша была в третьем ряду, слева».

«Я очень медленно опустился на колени, а затем ноги моистали ватными, и я почти в бессознательном состоянии рухнул на пол, и моегрязное пальто веером расположилось вокруг меня, как юбка девушки, сделавшейочень глубокий реверанс. Машинка быстро клацнула два раза подряд, затем сделалапаузу и клацнула снова. Каждый клан, так же отдавался эхом, как и звуки моихшагов минуту назад».

«Обои так были так заправлены в машинку, что сторона сзасохшим клеем была лицевой. Буквы были неровными и нечеткими, но я вполне могразобрать их. Рэкн – вот что было там написано».

«Затем…» Он прочистил горло и слегка усмехнулся. «Дажесейчас, через столько лет трудно об этом рассказывать… просто произнести этовслух. Ну хорошо. Излагаю только факты. Я увидел ручку, которая высунулась изпишущей машинки. Невероятно крошечную ручку. Она появилась между клавишами С иМ в нижнем ряду, сжалась в кулак и ударила по клавише пробела. Машинкадернулась, очень быстро, словно икнула. Ручка втянулась обратно».

У жены агента вырвался резкий смех. «Перестань, Марша», –мягко сказал агент, и она замолчала.

«Машинка стала клацать немного быстрее», – продолжилредактор, – «и через некоторое время мне почудилось, что я слышу тяжелоедыхание существа, которое молотило по клавишам. Оно задыхалось, как задыхаетсячеловек, выполняющий очень трудную работу и все ближе и ближе подходящий кпределу своих возможностей. После некоторого времени машинка вообще почтиперестала печатать. Большинство литер было измазано в том самом клейком сиропе,но я смог разобрать уже напечатанное. Там было написано: рэкн уми… Р завязло всиропе. Я помедлил мгновение и высвободил клавишу. Не знаю, смог ли бы Беллисосвободить ее сам. Думаю, нет. Но мне не хотелось смотреть на то… как он будет…пытаться… С меня хватило и кулачка. Если бы я увидел эльфа, так сказать, вполный рост, я бы действительно сошел с ума. Убежать я не мог. Ноги пересталимне повиноваться». «Клац-клац-клац. А затем эти покряхтывания и напряженныевздохи. И после каждого слова мертвенно-бледная, испачканная в грязи и чернилахручка появлялась между С и М и ударяла по пробелу. Не знаю точно, сколько этопродолжалось. Может быть, семь минут, Может быть, десять. Может быть, целуювечность».

«Наконец клацанья прекратились, и я понял, что больше немогу различить его дыхания. Может быть, он потерял сознание… может быть, онсдался и ушел… а, может быть, он умер. От сердечного приступа или чего-нибудь вэтом роде. В одном я уверен: послание не было закончено. Вот его текст: рэкнумирает из-за мальчика джимми торп ничего не знает скажи торпу рэкн умираетмальчик джимми убив… На этом послание обрывалось». «Наконец я нашел в себе силыподняться и выйти из комнаты. Я шел на цыпочках, словно думая, что он заснул, иесли звук моих шагов разбудит его, он снова начнет печатать… и я подумал, чтоесли это произойдет, то после первого жеклацанья я закричу. И я буду продолжатькричать до тех пор, пока не взорвется мое сердце или моя голова».

«Мой „Шевроле“ стоял на стоянке на улице, с полным баком,весь забитый вещами и готовый к отъезду. Я сел за руль и вспомнил о бутылке вкармане пальто. Руки так тряслись, что я выронил ее, но она упала на сиденье ине разбилась».

«Я вспомнил о своих помрачениях сознания, и это было именното, что мне нужно, и именно то, что я получил. Я помню, как сделают первыйглоток из горлышка. Помню второй. Помню, как включил аккумулятор и поймал порадио Фрэнка Синатру, который пел „Эта Старая Черная Магия“, что мне показалосьвполне подходящим к случаю. Помню, как я стал подпевать и сделал еще несколькоглотков. Я стоял на последнем ряду стоянки и мог видеть, как чередуются цвета усветофора на углу. Я продолжал думать об ослабевающем клацаньи в пустой комнатеи угасающем красном сиянии в моей берлоге. Я продолжал думать о пыхтящихзвуках, вызывающих у меня в воображении фигуру занимающегося культуризмомэльфа, который подвесил рыболовные грузила на хвостик буквы Ц и упражняется вих поднятии внутри моей пишущей машинки. Я все еще видел перед собойшероховатую изнаночную поверхность обрывка обоев. Мой ум желал установить, чтопроисходило в квартире до моего прихода… желал представить себе, как он,Беллис, подпрыгивает и ухватывается за отставший кусок обоев у двери в спальню,потому что это была единственная вещь в комнате, отдаленно напоминающая бумагу,повисает на нем и в конце концов отрывает и несет его на голове обратно кмашинке, как пальмовый лист. Я пытался вообразить, как он умудрился заправитьего в машинку. Я никак не мог отключиться, так что я продолжал пить, а ФрэнкСинатра кончил петь и появилась Сара Воган с песней „Сейчас Я Сяду и НапишуСебе Письмо“, и это опять вполне подходило к случаю, так как совсем недавно яделал нечто подобное, или, по крайней мере, думал до сегодняшнего вечера, чтоделал, пока не случилось то, что, так сказать, заставило меня пересмотреть своюпозицию по этому вопросу, и я подпевал старой доброй Саре и, очевидно, именно вэтот момент я наконец отключился, потому что сразу после второго припева, безвсякого перерыва, я почувствовал, как кто-то бьет меня по спине, а потомзаводит руки за спину и вновь отпускает их и снова бьет по спине. Это былводитель грузовика. После каждого удара я чувствовал, как фонтан водыподнимается к горлу и собирается уж вернуться обратно, но не возвращается, таккак он поднимает мои локти, и каждый раз, как он это делает, на меня наступаетприступ рвоты, и рвет меня даже не „Черным Бархатом“, а обычной речной водой.Когда я наконец смог поднять голову и осмотреться, было шесть часов вечера, ипрошло три дня с тех пор, как я сидел в салоне своего „Шевроле“, и я лежал наберегу Джексон-ривер в западной Пенсильвании, примерно в шестидесяти милях отПитсбурга. Мой „Шевроле“ торчал в реке кверху задом». «Не найдется ли ещевыпить, милая? Чертовски пересохло в горле».