Редактор допил содовую и осторожно поставил пустую банку настолик. «Гертруда Рулин и Джимми Рулин запомнили достаточно, чтобы мы могливосстановить дальнейшие события», – сказал он. Джейн закричала: «Рэг, НЕТ!», акогда он оглянулся на нее, она упала к его ногам и обхватила его. Он выстрелилв нее, размозжив ей левый локоть, но она не отпускала его. В это время Гертрудапозвала своего сына, и он побежал к ней».

«Рэг отпихнул Джейн и снова выстрелил в нее. Пуля разорвалаей кожу на левой части черепа. Восьмой доли дюйма было бы достаточно, чтобы онубил ее. В этом нет никакого сомнения, как нет сомнения и в том, что если бы неДжейн Торп, он наверняка бы убил Джимми Рулина и, вполне возможно, заодно и егомать».

«Он выстрелил в мальчишку, как раз в тот момент, когдаДжимми готов был упасть в раскрытые объятия матери, застывшей в дверях. Пуляпрошла Джимми в левую ягодицу уже на излете. Она вышла из левого бедра, незадев кость, и попала Гертруде Рулин в голень. Крови было много, но ни он, ниона не получили серьезных повреждений».

«Гертруда захлопнула дверь кабинета и побежала со своимвопящим и истекающим кровью сыном в холл к парадной двери».

Редактор вновь выдержал задумчивую паузу. «Либо Джейндействительно была без сознания к тому времени, либо она намеренно предпочлазабыть о том, что случилось потом. Рэг сел на стул и приставил дуло револьверасорок пятого калибра ко лбу. Пуля не прошла через мозг, оставив его живымовощем, не проделала она и кружной путь вокруг его черепа, чтобы, не нанесяникакого вреда, вылететь с другой стороны. Фантазия его была блуждающей, нопуля летела строго по прямой. Его мертвое тело повалилось на пишущую машинку».

«Когда заявилась полиция, они обнаружили его в том жеположении. Джейн сидела в дальнем углу в полубессознательном состоянии».

«Машинка была вся в крови снаружи и, возможно, изнутри. Раныв голову доставляют потом много хлопот уборщицам». «Вся кровь была третьейгруппы». «Той самой, которая была у Рэга Торпа».

«На этом, леди и джентльмены, моя история закончена. Да иговорить я уже больше не могу». Действительно, голос редактора охрип и снизилсяпочти до шепота.

Не было никакой легкой беседы, которая обычно завершаетвечеринки. Никто не завел даже преувеличенно оживленного разговора, которымлюди иногда стараются сгладить возникшую неловкость или по крайней мере скрытьтот факт, что все оказалось гораздо серьезней, чем этого можно было ожидать отсегодняшнего вечера.

Провожая редактора к машине, писатель не мог удержаться изадал последний вопрос. «Рассказ», – сказал он. «Что случилось с рассказом?»«Вы имеете ввиду рассказ Рэга…» «Баллада о блуждающей пуле». Рассказ, которыйпослужил причиной всему этому. Он и был настоящей блуждающей пулей. Если не длянего, то по крайней мере для вас. Что случилось с этим рассказом, который былтак чертовски хорош?»

Редактор распахнул дверь своей машины, небольшого синего «Шевроле»с наклейкой на бампере «ДРУЗЬЯ! НЕ ПОЗВОЛЯЙТЕ СВОИМ ДРУЗЬЯМ САДИТЬСЯ ЗА РУЛЬ ВПЬЯНОМ ВИДЕ!» «Она так и не была опубликована. Если у Рэга и был второйэкземпляр, он наверняка уничтожил его, узнав о том, что я получил рукопись исобираюсь ее напечатать. Если вспомнить о его параноидальных фантазиях поповоду их, это представляется более чем вероятным».

«Когда я летел на машине в Джексон-ривер, у меня с собой былоригинал и три фотокопии с него. Все это лежало в картонной папке. Если бы яположил папку в чемодан, рассказ был бы сейчас у меня, потому что зад моеймашины так и не погрузился в воду. И даже если бы это случилось, страницы можнобыло бы высушить. Но я хотел, чтобы папка лежала поближе ко мне, так что яположил ее на приборную доску. Когда машина погрузилась в воду, окна былиоткрыты. Страницы… Я полагаю, что они выплыли из окон и были унесены к морю. Яскорее поверю в это, чем в то, что они сгнили со всем остальным мусором на днеэтой реки, или были съедены рыбами, или с ними случилось что-нибудь еще менееэстетичное. Верить в то, что они были унесены к морю, гораздо более романтичнои несколько менее правдоподобно, но в выборе того, во что верить, я позволяюсвоей фантазии, так сказать, немного поблуждать».

Редактор сел за руль своего маленького автомобильчика иуехал. Писатель стоял и смотрел ему след до тех пор, пока задние фары неисчезли во мгле. Потом он пошел к дому. Мэг ждала его в самом начале дорожки иулыбалась ему несколько неуверенно. Она крепко прижала руки к груди, хотя вечербыл теплым.

«Мы остались вдвоем», – сказала она. «Пошли в дом?» «Давай».

На середине пути она остановилась и спросила: «Пол, в твоейпишущей машинке случайно не живут форниты?»

И писатель, который часто – очень часто – задумывался надтем, кто подсказывает ему слова, возникающие у него в голове, решительноответил: «Ни одного».

Они вошли в дом, держа друг друга за руки, и дверь разделилаих и черную ночь вокруг.

Нет больше

Ни выхода и ни входа.

Дверь, что окрашена белым,

хлопала – ветром било.

Все хлеще и хлеще.

Кто-то стоит на пороге -

в черном плаще,

горло его согрето

тонкою сигаретой.

Зря только время тратит -

его приметы -

в моем дневничке.В тетради.

Выстроились адресаты -

змеею.Криво.

Рыжею кровью

красит их лица

свет от ближнего бара.

Свет продолжает литься...

Нет больше

ни выдоха и ни вдоха.

Если я сдохну,

если я скроюсь из виду,

если я больше не выйду,

мой ангел – а может, черт -

отправит мой дневничок

в Лэнгли, что в штате Виргиния.

Стены пропахли джином,

свет пролился потоком,

ветры его сотрясали...

БЫЛО – пятьсот адресатов

по пятистам аптекам.

Были блики да блоки.

Было – пятьсот блокнотов...

В черном. Готов. Глуп.

И огонек – у губ.

Город – в огне...

Страх потечет реками.

Кто там стоит у рекламы,

думает обо мне?

Долго. Мучительно долго.

В комнатах дальних – дольних? -