Вот уже много часов подряд над городом гудит набат. Он созывает людей ещё не на битву – новгородцы от мала до велика собираются к стенам своего города, чтобы укрепить их, усилить оборону.

Работали в эти часы все, кто мог работать, – мужчины, подростки, седобородые деды, которые считали, что как раз от них-то – самая большая польза: у них и опыт, и смекалка, развитая годами постоянных битв – не с теми, так с другими… Находилось дело и для женщин – натаскать ближе к стенам снеди да наготовить на случай, если осада окажется долгой. Ещё – нарвать полосами льняных тряпок, разложить и приготовить для перевязки раненых.

Стены укрепляли, наводили деревянные забрала[22] там, где их не было или они недостаточно широки, достраивали сторожевые башни и остроги[23].

Прямо под стенами, подвесив над сложенными тут же очагами чугунные чаны, варили смолу. Мужики катили тачки с наваленными на них камнями, в то время как мастера на стенах налаживали камнемётные механизмы. Люди были сосредоточены, и в их действиях не угадывалось ни лихорадочного возбуждения, ни обречённости.

По ходу дела работающие перебрасывались краткими фразами.

Два парня, трудясь над деревянными укреплениями на стене, тихо, сквозь зубы бранили завоевателей:

– Всю Русь-матушку потоптать хотят… огнём пожечь!

– Город за городом губят, проклятые! Ни дитёв не жалеют, ни стариков седых…

– Девок насилуют, даже малолетних… Вот сам бы их бить да пошёл!

– А и пойди!

– А и пойду! Князь, слыхал, ополчение сбирает? Чем я не сгожусь? А ты?

– А я уж записан. Уж и обучением занимался. Все пойдём!

Несколько человек трудились над укреплением стены снизу – таскали к ней камни, насыпали креном к деревянной кладке. При этом обменивались замечаниями:

– А я слыхал, из других городов другие князья нашему Александру в подмогу пришли со дружинами своими.

– Да чего ты слыхал: их все видали! Вон, с утра в искусстве боевом упражняются!

– Так ведь через три-четыре дни подойдут поганые! Лазутчики донесли…

– А пускай их подходят! Встретим по-русски!

Пожилой, с окладистой седой бородой мастер, ладивший на стене забрало, свесился и закричал тем, что внизу:

– Покуда гром не грянет, да мужик и не перекрестится! Наконец поняли, что вместе собираться надо… Ничего-ничего… И у татарина слабинка сыщется.

Несколько мужчин покрепче дружно, один за другим, катили телеги с камнями. Сваливали возле стены, после чего кто-то сразу принимался грузить их в корзину, чтобы поднять на стену:

– А слыхали, что вчера на вече-то говорили? Без боя город сдавать не след! Встанем как один за Святую Софию, умрём за Великий Новгород!

– А я б ещё пожил! – возражал молодой парень, без видимого усилия цепляя полную камней корзину к верёвке и взмахивая рукой тем, кто наверху: – Подымай! Я ещё поживу. Женюсь и детишек заведу… А татар мы в Новгород не пустим. Я князю Александру верю! Справится он!

В это же время в храме заканчивалась литургия. Под пение: «Тело Христово приимите, источника бессмертного вкусите!» к священнику, стоявшему с Чашей и причащающему прихожан, тянулась нескончаемая вереница причастников. Каждый, подойдя со скрещенными руками к Чаше, называл своё имя, а священник произносил:

– Причащается раб Божий Алексий, во имя Отца и Сына и Святого Духа! Причащается раб Божий Порфирий, во имя Отца и Сына и Святого Духа! Причащается раб Божий Михаил, во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Женщин в храме было не меньше, чем мужчин, но, по обычаю, мужчин пропускали первыми. Тем более в такой день. Наутро им предстоит пойти в бой и, возможно, погибнуть за родной город.

Здесь тоже не ощущалось страха. Люди были готовы к битве.

Причастившись, многие тут же отправлялись помогать тем, кто трудился на оборонительных постройках. Те, кто работал там раньше, успели, встав затемно, отстоять службу и причаститься ещё на ранней литургии – она началась в шесть утра.

А на широком плацу между тем сотни дружинников упражнялись в искусстве рукопашного боя. Среди них и Александр, как обычно, бьющийся один против нескольких воинов. Впрочем, и несколько человек князей, чьи дружины объединились в Новгороде для встречи Батыевой орды, тоже не стояли в стороне, тоже сражались.

Лицо Александра в эти часы оставалось спокойно и сосредоточено. Он оглядывался на других сражающихся. Улыбался. В этот момент князь казался куда старше своих восемнадцати лет.

Так было в городе. А по заснеженной низине, через лесок, берегом, по-над Волховом, во всю мочь лошадиной силы скакал всадник. И не всадник – всадница! Тринадцатилетняя княжна Александра спешила в Новгород.

Вот она уже у ворот. Ещё не стемнело, но город в опасности, и ворота уже закрыты. Девочка соскакивает с седла, кулаком что есть силы стучит в дубовую створку. Ворота приоткрываются, показывается один глаз и часть густой бороды стражника:

– Кто такой? Что надо?

– Не такой, а такая! Я – Александра Брячиславна, княжна Полоцкая. Я – невеста князя Александра Ярославича! Отвори!

Изумлённый стражник отпирает. Девочка снова вскакивает на коня. Просит стражника:

– Укажи, где терем княжий!

Тот показывает рукой:

– Вон виднеется. Только там ты, красна девица, князя не отыщешь.

– А где он?

– На плацу по сию пору. Войско готовит к битве завтрашней. Плац вон там.

– Спасибо!

И сорвавшись с места, Александра поскакала в указанном направлении.

Учения на городском плацу закончились. Несколько человек князей и воевод, собравшись кругом, жарко обсуждали предстоящее сражение.

Александр стоял в стороне, снимая с себя перевязь с мечом и шлем. Было холодно, но на его лбу проступили капли пота. Он несколько часов упражнялся со своими воинами. До него долетали отдельные слова говорящих:

– Лазутчик мой прискакал от Игнача Креста[24]. Там они уже. Станом стали.

– Отсюда ста вёрст не будет.

– Вот-вот будут. Зима, дороги замёрзли, на лошадях двигаться легко.

– А мне доносили, они с обозами тащатся, добро, что награбили, с собой волокут. Да ещё полон русский. А там бабы, детишки… Не успеют в три дни!

Александр прислушивался, но всё, что говорили, он уже знал. Его мысли были далеко.

Осенив себя крестом, князь прошептал:

– Господи Иисусе Христе! Спаси, сохрани и помилуй град Новгород! Помоги одолеть силой Твоею рать безбожную, несметную… Если же суждена нам всем погибель, то дай погибнути с честью, во славу Твою!

Он молился, а перед его глазами, заслоняя реальную картину, стояло светлое личико его возлюбленной, княжны Александры.

– Свет мой, Сашенька! – шептал князь, и против воли его губы трогала улыбка. – Ради тебя одной умру, не дрогнув, ни о чём не жалея… Ради тебя