— Ты не возражаешь, если я буду мыться? — спросилон.

Я покачала головой:

— Пожалуйста, пожалуйста. А я пойду поищу одежду.

Но тут вошел Натэниел с моим сотовым телефоном.

Я посмотрела на тонкий черный аппарат. Он у меня был всегонесколько месяцев — до того я старалась его не покупать. Если у тебя естьмобильник и пейджер, то ты уже никогда от работы не бываешь полностью свободной.Конечно, я сейчас в отпуске. Хотя пока что не очень удается расслабиться.

Я открыла телефон, вызвала из памяти номер Ричарда и попалана автоответчик. Оставив сообщение, я поняла, что буду делать дальше. Мне надознать, что там сейчас с Грегори. Я вспомнила Ричарда, ощущение его рук, запахего шеи, касание его волос и покалывающий прилив энергии, перекатывающийся покоже. Потянувшись мысленно к метке, связывающей меня с Ричардом, я увидела, чтоон стоит на трибуне. Он с кем-то спорил, но с кем, я не видела. Мне никогда неудавалось увидеть его так ясно, как Жан-Клода. Ричард повернулся, будто увиделменя за спиной, потом выбросил меня, поставив щит настолько сплошной, что ядаже не смогла увидеть его по ту сторону.

Натэниел поддержал меня за руку, когда я покачнулась.

— Тебе нехорошо?

Я мотнула головой. Когда тебе выбрасывают, это всегдадезориентирует. Ричард это знал. А, черт!

— Все хорошо.

Отодвинувшись от Натэниела, я позвонила в справочную и спросиланомер «Кафе лунатиков». У Ричарда было совещание где-то в задних комнатахресторана. Когда-то заведение принадлежало Райне, и, согласно законам стаи, онопринадлежало бы мне, если бы я убила ее без помощи пистолета. Вот если бы этобыл рукопашный бой, руки против рук, или когтей, или хотя бы нож, то все,принадлежавшее ей, стало бы моим. По крайней мере все имущество. Силу убийствомне унаследуешь. Просто не получается. Да и кому она нужна — такая? Пистолетысчитались запрещенным приемом, так что я не унаследовала имущество Райны.

Ричард поднял трубку со второго звонка, будто ждал.

— Ричард, это я, Анита.

— Я знаю.

Голос его был злым, замкнутым и напряженным.

— Мы должны поговорить.

— Я сейчас очень занят, Анита.

Он хочет говорить грубо и враждебно? Я тоже могу.

— Где Грегори?

— Этого я не могу тебе сказать.

— Почему?

— Потому что ты можешь броситься к нему на выручку, аты больше не лупа. Стая будет защищаться, а я не хочу, чтобы ты оставляла дырыв моих волках.

— Не трогай моих леопардов, и я не буду трогать твоихволков.

— Анита, это не так все просто.

— Ричард, я знаю объяснение. Ты озверел, когда узнал,что Грегори мог меня заразить леопардовой ликантропией. Ты послал своих громилего взять, и ты его обвинил в убийстве своей лупы. Что просто глупо, посколькуя жива.

— Ты знаешь, какой вопрос прямо сейчас голосует стая?

— Понятия не имею.

— Должен ли я выбрать новую лупу до полнолуния.

— Думаю, что она тебе нужна, — сказала я, и дажеот звука собственных слов у меня в груди свернулся ком.

— Любовницу, Анита. Они хотят, чтобы я выбрал себе изстаи любовницу.

— То есть мы теперь не сможем встречаться?

— Таково было решение собрания.

— Один из твоих волков, Стивен, и одна из моихлеопардов, Вивиан, живут вместе. И никто не возникает.

— Стивен — один из низших. Никто не потерпит межвидовыхсвязей у доминанта. И уж точно — у Ульфрика.

— То есть можно трахаться с человеком, но не слеопардом.

— Мы люди, Анита. Но мы не коты, а волки.

— То есть мы с тобой теперь не можем ни встречаться, нивообще как-то общаться?

— Если я хочу остаться Ульфриком, то нет.

— А что будет с триумвиратом?

— Не знаю.

— Ричард, ты не можешь вот так меня бросить!

Вдруг мне стало холодно, ком в груди не давал дышать.

— Ты ушла из моей жизни на целых полгода. Откуда мнезнать, что тебя завтра не спугнет еще что-нибудь?

— Я хотела встречаться с вами обоими, Ричард, быть свами обоими.

Говоря эти слова, я поняла, что так оно и было. Я приняларешение, хотя еще сама этого не знала.

— А через неделю, через месяц или даже через год? Чтотогда тебя отпугнет?

— Я не собираюсь больше убегать, Ричард.

— Приятно слышать.

Его злость даже в телефоне была горячей и плотной. Либо щитего ослабел, либо Ричард его снял.

— Ты больше не хочешь быть со мной?

Голос прозвучал тихо и обиженно, и я себя за это ненавидела.Ненавидела.

— Я хочу быть с тобой, ты сама знаешь. Ты меня доводишьдо бешенства, и все же я хочу тебя.

— Но все равно ты меня бросаешь.

Голос мой стал чуть сильнее, но недостаточно. Ричард менябросает. Хорошо, это его прерогатива. Я была у него гвоздем в ботинке, самазнаю. Но черт меня побери, все равно грудь стиснуло болью.

— Я не хочу этого делать, Анита, но я сделаю то, чтодолжен. Ты меня этому научила.

У меня вдруг защипало глаза. Я его научила! Хорошо, пусть.Если мы действительно расстаемся навсегда, я не буду плакать или умолять. Небуду слабой.

Мой голос зазвучал тверже, уверенней. В груди все ещеворочался ком, но в голосе он слышен не был. Хотя усилий для этогопотребовалось немерено.

— Ты Ульфрик, царь волков. Твое слов — закон для стаи.

— Я долго трудился, чтобы дать каждому равный голос,Анита. И сейчас я не могу давить своим рангом — это значило бы разрушить все,что я создавал.

— Идеалы хороши в теории, Ричард, но в реальной жизниот них толку мало.

— Не согласен, — ответил он. Гнев его улетучился,слышалась только усталость.

— Я не буду спорить о том, о чем мы спорили с тех пор,как познакомились. Я буду заниматься тем, что могу изменить. А мы, как бы ни хотели,друг друга изменить не можем, Ричард. Мы такие, как есть. — Мой голосснова потерял уверенность, наполнился эмоциями, которые я испытывала. —Грегори жив?

— Жив.

— Я хочу получить его обратно, ты это знаешь.

— Знаю. — Он снова начинал злиться.

— Теперь, когда я не лупа, не член стаи, как мне еговернуть?

— Тебе придется завтра прийти в лупанарий иходатайствовать за него.