Чтобы понять, как это произошло, нужно вернуться к периоду, наступившему непосредственно после окончательной победы Спарты в 404 г. до н. э., когда Афины казались обессилевшими, обескровленными и, вероятно, надолго лишенными способности вновь стать значительной военной силой, будь то на суше или на море. Город потерял почти все свои корабли, колонии и лучших воинов. Но это кажущееся уничтожение одного из двух главных претендентов на владычество в Греции никоим образом не означало установления прочного мира, как между самими эллинами, так и вокруг них. На первый взгляд казалось, что Спарта несравнимо сильнее всех остальных держав греческого мира. Но Персия и ее монархи уже освоились в роли арбитра греческих междоусобиц, отточив свое мастерство в этой области и натравливая, если было нужно, эллинские города друг на друга. Более того, влияние на греческие и персидские силовые противоборства было взаимным. Греки стали активно участвовать в столкновениях соперничающих персидских партий. Поначалу побежденные Афины не были способны внести значительный вклад в этот многосторонний конфликт, но отдельные афиняне могли играть в нем весьма важную роль.

На рубеже веков отличились два афинских военачальника, хотя ни один из них не служил собственному городу. Одним из них был Ксенофонт, бывший не только великолепным полководцем, но и талантливым историком. В 405 г. до н. э. после смерти персидского царя Дария между четырьмя его сыновьями от сводной сестры началась борьба за власть. На престол взошел Артаксеркс II, но этим был недоволен его брат Кир Младший, которого поддерживала их мать. Кир решил взыскать долг благодарности за ранее оказанные услуги со своих греческих друзей, спартанцев. Он завербовал более 10 000 греческих наемников, которых возглавлял спартанский военачальник. К этой экспедиции присоединился и Ксенофонт, бывший афинским всадником. В 401 г. до н. э. войско, собранное Киром, сошлось с силами его брата возле Кунакса, городка на берегу Евфрата. Греческие войска имели явное преимущество в бою; одно их присутствие наводило ужас на боевые порядки персов. Но Кир погиб, и греческие силы оказались беззащитными, особенно когда их полководцев заманили на ужин к персидскому вельможе и перебили. Оставшиеся в бедственном положении греки выбрали новых военачальников, одним из которых стал Ксенофонт. Ему удалось вывести своих товарищей домой, проделав полный опасностей путь через пустыни и снежные горы, который он впоследствии описал в одной из семи книг своего прославленного «Анабасиса» (слово Ἀνάβασις означает «восхождение»). В одной из величайших сцен греческой литературы описывается возглас радости истосковавшихся по родине воинов, поднявшихся на горный перевал на северо-востоке (нынешней) Турции и увидевших с него Черное море. «Таласса, таласса!» – кричат они, повторяя греческое слово θᾰ́λᾰσσᾰ, которое на протяжении по меньшей мере трех тысяч лет означает «море». Мы не знаем точно, из какой части Пелопоннеса были эти люди; вряд ли Ксенофонт был там единственным афинянином. Чтобы добраться до дому, им еще предстояло проделать долгий путь, но его можно было проделать по морю, что, при всех опасностях морского перехода, было легче, чем преодолевать скалистые вершины.

Помимо Ксенофонта униженные Афины дали миру и еще одного умелого и независимого военачальника – Конона. В 405 г. до н. э. он был единственным полководцем, спасшимся после разгрома при Эгоспотамах, где была уничтожена бо́льшая часть афинского флота. Он возглавил отряд из восьми триер, которому удалось не только избежать гибели, но и захватить на базе спартанцев паруса их кораблей[74]. Затем он благоразумно бежал на Кипр, где царь Эвагор создавал в это время наперекор желаниям персов миниатюрное греческое государство.

Спустя десять лет Конон нашел возможность разом принести пользу персам и родным Афинам. Опираясь на мастерство греков в области мореплавания и кораблестроения, он начал собирать собственный флот на деньги, полученные от персидского царя Артаксеркса. Цель, с которой создавался этот флот, была близка как ему самому, так и его персидскому спонсору. И царь, и стосковавшийся по родине афинский флотоводец считали, что настало время сбить спесь со спартанцев.

Спарта же все еще размышляла, как извлечь побольше выгоды из победы в великой междоусобной греческой войне, закончившейся в 404 г. до н. э. Во всяком случае, об этом размышляли некоторые спартанцы. В правящих институтах этого загадочного военизированного государства, в число которых входили два наследственных царя, далеко не всегда согласные друг с другом, имелись самые разные мнения. Кое-кто опасался крупномасштабных военных авантюр, которые открывали перед спартанскими военачальниками слишком широкий простор для самовольства.

Беспокоились и о развращающем воздействии богатств, которые могли приносить такие предприятия. Подобно коммунистическим обществам в самом чистом виде, спартанская система не допускала накопления частных состояний. Считалось, что человеческим поведением должны руководить строгие кодексы чести и дисциплины, а отвлекающие от них материальные стимулы, личная нажива лишь осложняют жизнь. Возможно, именно поэтому Спарта решила отказаться от полного разрушения Афин в 404 г., когда это легко могло быть сделано. По одной из версий этой истории, союзники Спарты Фивы и Коринф призывали стереть Афины с лица земли, но спартанцы были против на том основании, что афиняне предыдущего поколения храбро защищали весь греческий мир. Но есть и альтернативное объяснение: что некоторые из спартанцев опасались чрезмерных богатств, которые принесло бы разрушение и разграбление Афин.

Как бы то ни было, к середине 90-х гг. IV в. до н. э. верх в Спарте одерживала более решительная фракция. Царь Агесилай, бывший решительным полководцем, присоединился к походу против Персии. Он намеревался освободить греков, живших на западном побережье Анатолии (свободу которых материковая Греция, в особенности и Спарта, в предыдущие годы охотно использовала в качестве разменной монеты), и использовать их военную силу, а затем захватить как можно больше персидских земель и богатств. Это был не последний греческий царь, отправившийся в Анатолию с излишней самонадеянностью. Череда его побед протянулась на восток до самых Сард, столицы этой области.

Но начинался поход при неблагоприятных предзнаменованиях. В нетипичном для спартанцев духе самовозвеличивания Агесилай отправился в поход из расположенной к северу от Афин гавани Авлиды, места, прославленного в мифологии, и даже собирался устроить там жертвоприношение по примеру Агамемнона, героя Троянской войны, отплывавшего оттуда же. (Впрочем, в отличие от Агамемнона он не приносил в жертву собственную дочь.) Авлида находилась в Беотии, области, подвластной Фивам, и фиванцы не позволили провести такую помпезную церемонию.

Это был мрачный момент в отношениях между Спартой и ее давним союзником Фивами, но гораздо худшее было еще впереди: Персия ответила на вызов Спарты асимметричными мерами и принялась собирать антиспартанскую коалицию. Дело не ограничилось финансированием флота Конона; посланники Персии предлагали щедрую финансовую помощь любому греческому городу, готовому помочь в обуздании новой главенствующей державы Греции. Это, вероятно, и было главной причиной Коринфской войны, в которой сложил голову юный