я включаю лампу в розетку, размещаю под ней ремень и вытаскиваю из футляра лупу, он ни на секунду не отрывает от меня взгляда.

– Ты не хочешь уйти? – раздраженно спрашиваю я. – Меня нервирует, когда так пристально наблюдают за моей работой.

– Не за работой. Симпатичная цепочка. Кулон старинный?

Сообразив, как сильно распахнулся вырез халата, я хмурюсь и поправляю его.

– Значит, помимо остальных отрицательных качеств, у тебя еще и склонность к вуайеризму.

– Просто люблю смотреть на красивые вещи. В этом нет ничего предосудительного.

Да, ничего. Не будь это так чертовски стыдно, я бы тоже постоянно на него пялилась. Да и кто меня обвинит? На диване в элегантном костюме и черной футболке сидит идеальный образец мужчины. Он распустил белоснежные волосы до плеч, лишь небрежно заправив их за уши. Почему у этого парня нет хотя бы одного прыщика? Это же несправедливо.

– Я тоже люблю смотреть на красивые вещи, но не выношу безупречность. – Снимаю цепочку с шеи и протягиваю ему. – Конечно, он старинный. Я не ношу хлам для туристов. Издалека не видно, но если приглядишься, то различишь царапинки. Я часто задаюсь вопросом, кто его носил до меня и какая судьба была у этого человека. Мои родители нашли его во время раскопок в Долине царей. В одной из опустошенных усыпальниц сыновей Рамзеса. Очевидно, его не заметили расхитители гробниц.

Ангел аккуратно берет у меня кулон и вертит между тонкими пальцами. Мама с папой должны были отдать его, но вместо этого подарили мне. Крест-анх – это старый древнеегипетский символ. Знак продолжения жизни в загробном мире. Тогда это казалось мне посланием. Посланием, гласившим, что они продолжают жить, пусть и не со мной.

– По-моему, он идеален, – тихо произносит Азраэль, заканчивая рассматривать крест.

– По-моему, тоже.

– И он тебе подходит. Со всеми этими очаровательными маленькими изъянами. – Наши взгляды встречаются, и у меня по спине бегут мурашки. Моргнув, я вырываюсь из глубины его зеленых глаз и вновь концентрируюсь на ремне.

– Что конкретно ты ищешь?

Ангел встает, огибает стол и подходит ко мне, потом садится рядом, отводит мои волосы в сторону и снова надевает на меня цепочку. Кончики его пальцев касаются моей кожи, и я на мгновение задерживаю дыхание.

– Несовпадения, – натянуто отзываюсь я. Мне не хочется, чтобы он убирал руки.

– Хм. – Азраэль неторопливо расправляет мои волосы.

– Шифр за шифром. Текст может быть подсказкой, но может, и завесой. Иллюзией. Как то, что ты сейчас провернул со скипетром. Скрыл его от меня, но если бы я смотрела прямо на него, если бы упорно искала, я бы его увидела, верно?

– Да. Почти никто не видит того, что мог бы увидеть, если бы захотел.

– Как раз на этом и основываются особенно хитрые методы шифрования. Мы отвлекаемся на первую зацепку и упускаем то, что нам на самом деле собирались сообщить. – Я сую ему в ладонь лупу: – Ты пока пробуй, а я переоденусь во что-то более подходящее.

– Как по мне, можешь работать и голышом, – нахально ухмыляется ангел и поднимает руки, когда я открываю рот, чтобы огрызнуться. – Это твои слова. Не мои. В вашей фамильной галерее.

– Которые ты вообще не должен был услышать и не услышал бы, если бы не шнырял по дому.

– Просто из любопытства… ты когда-нибудь работала на клиента обнаженной?

– Конечно, нет! – Я возмущенно отворачиваюсь, направляясь в спальню.

– Надень что-нибудь симпатичное. Позже мы встречаемся в баре с Гором, Данте и Энолой.

Я резко разворачиваюсь обратно.

– Категорически нет. У меня много дел.

– Я даю тебе выходной. – После таких слов другие девушки сорвали бы с себя халат и набросились на него. Я, разумеется, нет. Но на всякий случай ухожу в другую комнату и закрываю за собой дверь.

– Мне нравятся шпильки! – кричит он. – И узкие юбки!

У меня против воли вырывается смех, потому что Азраэль на сто процентов знает, что у меня в рюкзаке не найдется таких аксессуаров и такой одежды. Я вытаскиваю чистые джинсы, голубой свитер и теплые носки. Терпеть не могу, когда мерзнут ноги.

– Тоже миленько, – выдает ангел, когда я возвращаюсь. – Иди сюда. – Он похлопывает по месту подле себя, и я снова сажусь. – Это не то, что нам нужно? В середине слова написана заглавная буква омикрон. – Он протягивает мне лупу.

Я подношу ее к глазам и присматриваюсь к слову. Азраэль прав. Поспешно лезу в футляр за второй лупой.

– Ищи дальше. Может быть, найдем еще.

Мы замолкаем, погруженные в изучение каждый своей стороны пояса.

– Вот еще одна, – объявляю я. В греческом слове «зодиак» – ζῳδιAκός. Здесь заглавная «альфа».

Шрифт крошечный и выцветший во многих местах, что осложняет нам поиски, но вскоре Азраэль обнаруживает большую букву «тета», а я – «дельту».

– Я должен был обратить на это внимание, когда переписывал текст. Почему я их не увидел? – раздосадованно спрашивает он.

– Потому что ты зациклился на содержании подсказки. Не вини себя, ошибки делают тебя почти человеком.

– Не уверен, комплимент это или нет.

– Я тоже. – Я прикусываю нижнюю губу, когда он пихает меня локтем в бок, и записываю буквы в той последовательности, в которой мы находили их в тексте. К ним добавились «ро» и «бета».

Ο, A, Θ, Δ, Ρ, Β.

– Омикрон, альфа, тета, дельта, ро, бета, – читаю вслух я.

– Бессмыслица какая-то. – Ангел вытягивает длинные ноги на ковре и облокачивается на стол. – И что нам с ними делать?

– Возможно, это анаграмма или обозначение места. – Я не готова так быстро сдаться. – Расскажу Малакаю, он прогонит комбинацию через свои программы.

– А ты не можешь прямо сейчас ему позвонить?

Я бросаю взгляд на часы.

– Он еще не спит. Я позвоню или напишу, если он что-то выяснит.

– Хочешь меня прогнать? Мы могли бы вместе с ним поговорить. Мне нравится твой брат. И он бы успокоился, увидев, что мы оба еще живы.

– Насчет тебя я бы не была так уверена.

Я поднимаюсь и приношу свой ноутбук. Лицо Малакая появляется на экране, едва успеваю нажать на вызов. Он внимательно смотрит, как мы сидим рядом друг с другом на ковре, но я вижу лишь круги у него под глазами. Этот бой вытягивает из него силы.

– Она еще не расколола тебе череп, – обращается он к Азраэлю. – Мои поздравления. Судя по всему, ты что-то делаешь правильно.

– Просто я умею обращаться с женщинами, – хвастается тот, на что я презрительно фыркаю.

– Он сам принес сюда ремень, хотя я его об этом не просила. Мне кажется, он