— Разумеется, поинтересовались, — сказал Пэттон. — Не такиеуж мы наивные. Это был номер гостиничных апартаментов, снятых неким ОскаромБоуманом. Про этого Боумана никто ничего не знает. Он уплатил за отель на месяцвперед. И это все. Когда мы звонили насчет инструкций, отвечал то мужской, тоженский голос. Дорис Эшли была под нашим наблюдением около недели. Точнее, мыдержали под наблюдением ее квартиру, а еще точнее — ее машину, стоявшую у дома.

Когда она уезжала или приезжала, мы засекали время.

Когда в поле зрения появился Лэм, мы сообщили, а когда онустановил с девушкой контакт и поднялся с ней в ее квартиру, мы тоже сообщили.Нам было приказано все бросить, послать по почте отчет и немедленно прекратитьоперацию.

— Отчет отправили в апартаменты отеля в Солт-Лейк-Сити? —спросил Селлерс.

— Нет. Послали в Колинду. На почту, до востребования, ОскаруБоуману.

— Черт побери! — выругался Селлерс. — А что насчет гонорара?

— Мы получили аванс наличными почтовым переводом. Имеетсяостаток в пользу клиента. Нам было велено забыть о нем и закрыть дело.

— Иными словами, — подытожил Селлерс, — когда всплыл Лэм,они ударились в панику и убрались?

— Не знаю, — ответил Пэттон. — Все, что знаю, я тебевыложил.

— Кто приказал закрыть дело, когда ты звонил? С кем тыговорил — с мужчиной или женщиной?

— Отчетливо помню, что разговаривал с женщиной.

— В таких делах, сержант, они, скорее всего,подстраховались, — вылез я.

— Что ты имеешь в виду?

— Он мог попросить ее подождать минутку и тем временемвключить магнитофон. У них где-то имеется запись разговора.

Селлерс взглянул на Пэттона.

— Чтоб тебя черти забрали, — процедил сквозь зубы Пэттон,глядя на меня.

— Когда-нибудь так оно и будет, — заметил Селлерс. — А покаменя интересует, есть ли у тебя запись разговора.

— Есть.

— Давай послушаем.

— Если настаиваешь, то можешь послушать. А Лэму не дам. Мыне обязаны раскрывать своих агентов конкурирующему агентству, особенно когдаэтот малый фигурирует в деле и…

— Ты прав, — согласился Селлерс. — Я настаиваю.

И хочу сам докопаться, что к чему. Дональд, ступай погуляй.Когда понадобишься, я знаю, где тебя найти.

Но не вздумай меня надуть! И не пробуй удрать из города.

— Значит, он подозреваемый? — оживился Пэттон.

— Значит, подозреваемый, — подтвердил Селлерс. — И еще дотого, как я разберусь с твоими архивами и досье, не исключено, что Кроха ещебольше вляпается в дело об убийстве.

Пэттон стал сама любезность.

— Проходи, пожалуйста, сюда, сержант, — пропел он. — Сейчасдостанем запись разговора. Для твоего сведения — разговор записан полностью, отслова до слова. То есть наше сообщение о том, что в кадре возник Дональд Лэм, иприказ немедленно прекратить наблюдение, закрыть дело, направить итоговый отчетв Колинду, на почту, до востребования Оскару Боуману, и оставить себе весьостаток гонорара… Все записано на пленку.

Селлерс вынул сигару изо рта.

— Исчезни, Кроха! — приказал он. — Я свяжусь с тобой, когдапонадобишься… и, может быть, черт побери, быстрее, чем думаешь. Так что еслиесть какие дела, поскорее закругляйся.

Я доехал на такси до нашего агентства «Кул и Лэм», поднялсяна лифте, толкнул большую стеклянную дверь, вошел в приемную, кивнул сидевшейза коммутатором девушке и попросил:

— Подожди минутку говорить Берте, что я здесь. Мне нужно…

— Но она, мистер Лэм, просила сказать немедленно, как тольковы появитесь.

— Ладно. Скажи, что иду.

Я прошел в дверь с табличкой «Б. Кул. Посторонним невходить». Берта висела на телефоне.

— Итак, Дональд? — спросила она. — Что случилось?

— Все полетело к чертям.

— Что стало с этой твоей версией?

— Можно выбросить в окошко. Спустить в унитаз, — пошутил я.— Была хороша до поры до времени.

— Не годится?

— Ни к черту не годится.

— И как же теперь?

— Хуже некуда.

— А что Селлерс?

— Слушает во все уши тех, в детективном агентстве «Эйс Хай».

— Или смотрит во все глаза?

— И то, и другое. Слушает записи телефонных разговоров. Ктобы ни был наниматель, он ударился в панику, как только оказалось, что деломинтересуется другое детективное агентство, и приказал прекратить расследованиеи закрыть дело.

— Почему?

— Именно в этом я и должен разобраться.

— Будь ты проклят, слишком во многое влезаешь! — разозлиласьБерта. — Выдвигаешь версию, подсовываешь Селлерсу. Версия летит к чертям, и тывместе с нею. Если бы помалкивал или сказал, что разбираться в этом деле —забота полиции, все бы обернулось для тебя не так уж и плохо. Откуда, чертпобери, они взяли, что ты вытащил из окна труп Холгейта и сунул его в багажникнашего автомобиля?

— Они полагают, что у меня был сообщник, — ответил я. —Такое случается.

— Скажи на милость! — фыркнула Берта. — Сообщник должен бытьздоровее быка и… Да и кто, черт побери, может быть замешан в этом вместе стобой?

Я поглядел ей прямо в глаза:

— Ты.

— Я? — взвизгнула Берта.

— Ты, — повторил я.

— Что ты, черт побери, мелешь?

Я ответил:

— Я говорю о том, что думает полиция. Они состряпают делопротив меня и станут искать наиболее подходящего соучастника, того, ктодостаточно заинтересован, чтобы идти со мной до конца. И, конечно, решат, чтоэто ты.

— Гори оно все синим пламенем!

— Они додумаются, — заверил я ее.

— Откуда ты знаешь, что эта миссис Трои не лжет?

Она может быть…

— Она действительно сказала неправду, — подтвердил я. —Отыскался тот преступник, который убил двоих на автобусной остановке. И вовсене Холгейт. Миссис Трои ошиблась при опознании. Она опознала не человека, а егоусы и одежду.

Берта нервно забарабанила по столу. На пухлых пальцахзаискрились камешки.

— Надо же! Проклятое дело!