— Ивану Павловцу, — слегка смутившись, ответил Александр Иванович.

Забродов удивленно хмыкнул:

— А тебе?

Самусенков нервно передернул плечами и шмыгнул курносым носом:

— Нет!

— Странно, почему нет? — задал вопрос Забродов. — Ты же ведь тоже реставратор?

Самусенков сглотнул слюну и растерянно развел руками:

— Наверное, не успел…

Илларион Константинович сделал вид, что поверил курносому художнику-реставратору, и похлопал собеседника по плечу.

— Наверное, замотался Варенцов, — произнес он.

Самусенков тряхнул головой:

— Скорее всего.

Илларион Константинович, взяв под руку художника, подвел его к залу, где находилась интересовавшая его картина, и неожиданно спросил:

— Саша, а ты откуда знаешь, что Варенцов приказал Павловцу заняться картинами?

Александр Иванович, покосившись на седого полковника, спокойно ответил:

— Так Белявский Анатолий Алексеевич, заместитель Варенцова, говорил о том.

Забродов пристально взглянул на художника:

— Белявский?

— Да.

Полковник кивнул коротко:

— Ну, тогда понятно…

Что было понятно седовласому инструктору спецназа ГРУ, Александр Иванович не уловил, потому что Забродов вдруг замолчал и уставился в то место на стене, на котором вместо картины красовалось светлое пятно.

— Илларион Константинович, что с тобой? — заволновался курносый художник-реставратор, видя, что его седовласый знакомый остановился как вкопанный и бледнеет на глазах.

Илларион Константинович перевел взгляд на Александра Самусенкова.

— Тут, как мне помнится, висела картина, — тихо сказал Забродов.

Художник недовольно хмыкнул:

— Так тебе уже говорил, Илларион Константинович, что сгорело несколько ценных произведений в нашей реставрационной мастерской, и картина Гагарина в их числе.

Пенсионер взял себя в руки и уже более бодрым голосом произнес:

— А как она оказалась в мастерской?

Александр Иванович удивленно и немного раздраженно взглянул на Забродова.

— Константинович, что с тобой, не выспался? — недовольно спросил он.

Забродов смущенно почесал затылок:

— Есть немного…

— А я-то думаю, что ты все переспрашиваешь… — рассмеялся художник-реставратор.

Однако пенсионер повторил свой странный вопрос:

— Так как она оказалась в мастерской?

Самусенков на сей раз машинально ответил спутнику:

— Отправили на реставрацию.

Илларион Константинович изобразил на своем лице недоумение:

— Зачем?

Александр Иванович в свою очередь недоуменно посмотрел на полковника:

— Как это «зачем»?

— Так ведь картина уже реставрировалась, — пояснил Забродов. — Мне об этом сам Иван говорил, — солгал он.

Курносый художник чуть заметно порозовел.

— А я почем знаю, Илларион Константинович, — неуверенно хмыкнул он, — в нашей работе случается, что нужно где-то что-то подправить, доделать…

— А-а… — протянул седовласый любитель живописи. — Тогда понятно, Александр Иванович.

— Хотя лично я не видел особых изъянов в работе Ивана, — откровенно признался Самусенков и, насупившись, сухо добавил: — Но говорят, что выполнение заказа не понравилось Вениамину Александровичу.

— Варенцову?

Курносый художник-реставратор, грустно вздохнув, перекрестился и кивнул.

— Ему самому, — подтвердил Самусенков, — директору музея…

— Да… — вздохнул Илларион Константинович, — ничего на этом свете вечным не бывает, Александр Иванович. Вечно только искусство!

Художник вяло улыбнулся:

— Это точно…

— Ладно, Александр Иванович, спасибо за беседу, — поблагодарил полковник художника, — но, как говорят, пора и честь знать!

— До свидания!

— Всех благ!

Мужчины обменялись крепким рукопожатием, и седой посетитель музея неторопливо зашагал к выходу…

* * *

Выйдя на свежий воздух, пожилой ценитель прекрасного достал из кармана куртки пачку сигарет и, вытащив из нее одну, мрачно повертел ее в пальцах, потом сунул ее в рот и после некоторой паузы прикурил. С наслаждением затянувшись, Забродов выпустил сизую струю дыма и посмотрел на часы: до встречи с полковником Мальковым было еще предостаточно времени.

— Так, Забродов, с музеем немного разобрались, — сказал полковник и осмотрелся по сторонам. — Что будем делать дальше?

Неожиданно в поле его зрения попал невысокого роста старичок с редкой бородкой — дворник в высоких сапогах, брезентовом фартуке и старой кепке. Он старательно мел мостовую, но часто останавливался, чтобы отдышаться и поглазеть по сторонам.

— Ишь ты, работник, твою мать, — добродушно усмехнувшись, язвительно заметил полковник, — не дворник, а сторож какой-то: больше наблюдает, чем занимается прямыми профессиональными обязанностями.

Затянувшись еще раз, Илларион Константинович выбросил окурок в урну и хотел уже было направиться в ближайшую пельменную, чтобы перекусить, однако его вдруг осенила одна идея.

— Черт подери! — тихо воскликнул седовласый разведчик. — Да этот дед — просто находка для шпиона. Он наверняка может многое рассказать о том, что видел! Так, Забродов, необходимо выудить из этого старика всю информацию, которой он обладает! — приказал себе отставной полковник ГРУ.

Однако сказать — одно дело, а сделать — другое!

«Этот старик не моего поля ягодка, — размышляя, решил Илларион Константинович, — и со мной он не станет откровенничать, а вот с равным себе, пожалуй, развяжет язык. Точно!»

Забродов достал из кармана куртки мобильник и набрал номер телефона Иосифа Говоркова. Через несколько секунд на связи раздался сонный, но довольно уверенный голос частного сыщика:

— Слушаю…

Забродов облегченно вздохнул:

— Петрович, ты в форме?

— Да.

— Тогда одевайся, бери такси и дуй к Музею искусств народов Востока, что на Суворовском! — приказал Илларион Константинович. — Такси я оплачу по приезде на место.

На мгновение в трубке телефона повисла пауза.

— Понял, — раздался наконец ответ.

Забродов недовольно хмыкнул:

— Так что медлишь?

— А костюм надевать? — поинтересовался помощник. — Или как?