на новую ступень развития, заслуживает право быть равным старшим соплеменникам. Эта ночьстала особенной для Ивана.

Мальчик шел по знакомой тропинке, утопавшей в лунном свете. Со стороны создавалось впечатление, что он плывет по холодному лесному ручейку, впадавшему в быструю реку. По сторонам на все лады разрывались сверчки, шептались травы, шныряли мыши, прячась в паутине из подземных ходов и тоннелей. Лес перешептывался, пересвистывался и рычал в сумраке ночи. На землю из-под камней и кочек лезли жуки, клопы и сороконожки, ловко перебиравшие своими многочисленными конечностями. Они напоминали Ивану крохотные поезда, разделенные на вагоны, тащившиеся за «носом» с горящими фарами. Из-под ног мальчишки в панике разбегались затаившиеся кошки и птицы, готовые в любой момент добраться до глоток друг друга.

Лунный диск ворочался из стороны в сторону, подставляя Ивану свой гладкий бок, испещренный вмятинами и краторами. Планета как бы улыбалась одинокому скитальцу, дразнила его и ухмылялась. Мальчишка доверял своей памяти, дорогам, по которым ходил, однако любой на его месте давно поставил бы под сомнение надежность тропинки или по крайней мере уверенность, с которой Иван шагал по ней. Слишком темно, слишком страшно. Маленький малыш из большого инкубатора-миллионника выпал в огромный мир, где все смотрят на него, как на легкий перекус. Ему нужно быть храбрым, чтобы выжить. Просто необходимо быть сильным, чтобы не сдаваться. Лунный свет играл в голубых глазах Ивана, катался по радужке и затекал в зрачок, достигая глазного дна. Кап-кап.

Становилось все более сыро, приближалась вода. Иван было остановился, замялся, но быстро тряхнул головой, выбросив все дурные мысли, и побежал к причалу. Ночью он стал настоящим входом на реку Стикс, а лодки, примотанные к балкам канатами, стало быть, сторожил сам Харон. Мальчик плохо разбирался в мифологии древней Греции, как, в принципе, и в любой другой из-за полного отсутствия должного образования, однако именно этот образ почему-то всплыл в его голове. Вот он вытянет монетку из кармана, положит ее под язык и сможет попасть в царство мертвых, переплывет самую длинную реку и увидит на далеком берегу маму, которая помашет ему рукой. В воображении Ивана Рита ожила и подобрела, она звала его, снова и снова повторяя его имя. «Мальчик мой, Ваня! Ва-не-чка!» — и так раз за разом, с жалобным надрывным плачем. Иван прошел по скрипящим мокрым доскам и сел на край, свесив ноги. Ему захотелось коснуться воды, поэтому он осторожно стянул один ботинок за другим, отставив их подальше. В темной воде все еще виднелось его отражение. Оно искажалось и расплывалось из-за лунных бликов, выстраивавшихся в узенькую дорожку на озере. У Ивана зазвенело в ушах. Он схватился руками за голову и начал ею мотать, как теленок, которому на нос сел слепень.

Что-то зашевелилось в камышах. Рогоз заходил ходуном, стрекозы, дремавшие на водяных растениях, разом поднялись вверх. Казалось, ночь задержала дыхание на вдохе и готова была сделать роковой выдох. Иван невольно поежился, хотя было не так уж и холодно.

Мальчишка чувствовал приближение чего-то страшного. На животном уровне, где-то глубоко внутри, там, где всё еще живы инстинкты, он уже был готов сорваться с места и убежать, однако он этого не сделал. Что-то удерживало его на старом причале, буквально приковывало к доскам.

На другой стороне водоема, на песчаном берегу, у самого края зарослей рогоза показалась фигура зверя. Огромный серый волк мягкой поступью подошел к кромке воды и наклонил тяжелую голову, чтобы напиться.

Сердце Ивана, казалось, остановилось и окаменело, а затем вновь забилось в бешеном ритме. Если бы он сделал сейчас кардиограмму, то она была бы похожа на карту восхождения на Эльбрус. У мальчика перехватило дыхание, он замер и открыл рот в безмолвном крике ужаса. Он читал о волках в книжках, слышал, что о них рассказывал Владимир, даже наблюдал за одним в зоопарке, но тот был худощавый, полудохлый и наколотый витаминами для поддержания жизни. Этот же больше походил на самую устрашающую из собак.

Шерсть зверя сливалась с ночным пейзажем. Он был выше всех лаек, которых когда-либо видел мальчишка. Длинная клиновидная морда, острые треугольные уши, чутко реагировавшие на малейший шорох, длинные лапы и поджарое тело с мощной грудной клеткой. Идеальная машина для преследования, умерщвления и поглощения горячей плоти. Когда волк оторвался от воды и подставил морду лунному свету, стали заметны пятна крови на его груди, костлявом боку и морде. Он облизнулся и зевнул, обнажив смертоносные клыки. Иван никогда не видел, чтобы у собаки так широко открывалась пасть. Этот зверь напомнил ему гиен из большого атласа, который он нашел в школьной библиотеке.

Волк был стар. У него были надорваны уши, облез хвост, в некоторых местах виднелись проплешины, а кожа под шерстью была сплошь покрыта шрамами. Одиночка. Никто не знает, сколько лесов пронесли его длинные лапы, откуда он пришел и куда идет. Ему осталось немного, не было уже былой силы в исполинском теле, а острые клыки начинали стачиваться и крошиться. Старый зверь медленно увядал, однако сохранял достоинство и гордость молодого волка. Он посмотрел прямо на Ивана и даже ухом не повел. Все это время он чуял маленького человека, тут все пропитано запахом его страха. Волк был сыт. Козы Марьи Петровны стали легкой добычей, как и ее маленькая собачка Тошка. Старый зверь на дух не переносил запах псины, поэтому проглотил малыша в один присест.

Хищник решил повеселиться напоследок, поэтому он перерезал почти все поголовье скота. Волк чувствовал, что силы его покидают. Его путь закончится здесь, у этого лунного озера, поблизости от мерзкого поселения людей в компании не менее жалкого мальчишки. Старый исполин будто ухмыльнулся, а затем склонил тяжелую голову. Она гудела, очень хотелось спать. Острые глаза хищника покрывались белой пеленой, откуда-то издалека слышались шаги, щенячий писк и свист снежной бури.

Иван не мог ни дышать, ни двигаться. Он застыл от оцепенения. Перед ним разворачивалось таинство, невольным свидетелем которого он стал. Иван понимал, что стоило бы скрыться в зарослях и тихо уйти по узенькой тропинке подальше от волка, однако нечто необъяснимое заставляло его остаться и наблюдать. Смотри, говорило оно ему. Смотри! Мальчишка сглотнул слюну, скопившуюся у него во рту, и сделал шаг навстречу умирающему зверю. Ноги, казалось, превратились в две мраморные колонны, а сам он — в титана, неуклюже передвигавшего тяжелое, неповоротливое тело. Иван подходил все ближе, по мере того как слабел волк. Когда мальчишка стоял в метре от него, хищник уже лежал на земле, поворачивая голову