Сойдя в столовую наутро, Маша нашла Егорушку о чем-тооживленно беседующим с корчмарем, а дормеза своего сперва и не признала. Всевещи: узлы, сундуки, короба, ранее тщательно увязанные на запятках, были теперьперемещены на крышу кареты, отчего она значительно выросла в высоту. Егорушкапояснил, что сделано сие из соображений безопасности: дабы разбойники на скакуне могли рассечь ремни, придерживающие вещи сзади дормеза, и поживиться тем,что упадет. До верху же кареты им будет непросто дотянуться даже с коня, такчто, даст бог, путники успеют миновать опасное пространство. По совету хозяинабыли приняты еще некоторые меры предосторожности: Егорушка с Данилою сели пообе стороны от Маши, к окнам, держа наготове по нескольку золотых монет; кучеруже Васеньке приказано было не останавливаться ни при каких обстоятельствах –разве только ежели собьет его с облучка вражья пуля.

Отъехав несколько миль от корчмы, оказались под сводамитенистого дремучего леса, совершенно и во всем напоминающего приют либо фей,гномов и лесных чудовищ, либо страшных разбойников. Ветви трещали и скрипели,цепляясь за высоко уложенную поклажу, и Маша подумала, как бы сам лес неограбил ее прежде этих самых злодеев.

Да полно, существуют ли они на деле? Не шутка ли сие хозяинакорчмы?

Но не успела эта мысль прийти ей в голову, как кучерВасенька прошипел в окошечко, что видит впереди двух всадников.

– Приготовься, Данила! – скомандовал Егорушка и приоткрыл сосвоей стороны оконце.

– Что ж вы делаете, барин?! – взвыла Глашенька, но получилатакой тычок от Маши, что от боли поперхнулась и умолкла, тем паче что и Даниланичтоже сумняшеся приотворил свое окно.

С двух сторон кареты застучали по каменистой тропе копыта,заржали чужие кони, и грубый голос крикнул:

– Halt! Wer sind sie? [43]

Карета продолжала ехать, но Егорушка высунулся в окошко ижалостным голосом завопил, что они – люди недостаточные, слуги, сопровождающиегосподское добро, а госпожа их отличается крайней жестокостью, так что несносить им, бедным, головы, коли пропадет хоть малая вещица. В голосе егозвучало такое отчаяние, что Машу даже слеза прошибла, ну а то, что тронулись исуровые разбойничьи сердца, понятно было, но за окном буркнули нечтоуспокаивающее, и Данила с Егорушкою враз высунули руки в окна. Послышался звонмонет, а потом два голоса благодарно воскликнули:

– Danke schцn, meine Herren!. [44] – И раздался удаляющийсятопот разбойничьих копыт.

Слава богу, что грабители незамедлительно отъехали – болеесдерживать хохот ни Маша, ни ее спутники были не в силах.

Оживившийся Васенька гнал карету во всю мочь, а Егорушкапринимал дань восхищения своим хладнокровием, артистизмом и хитростью. Маша впохвалах весьма усердствовала – прежде всего потому, что истинно восхищена былапредставлением; а еще очень хотелось даже от самой себя скрыть разочарование:Егорушка не бросился на ее защиту с пистолетом и саблею, а откупился отопасности звонкой монетой да хитростью, что более приличествовало не храбромурыцарю и, уж конечно, не влюбленному Вержи, а какому-нибудь купцу, мужику!

Маша прекрасно сознавала всю неприличность и даже глупостьтаких мыслей, а все ж ничего не могла поделать со своим юным сердцем, жаждущимпоклонения и отваги, так что Егорушка, сам того не зная, утратил нынче дажепризрачный, даже невероятный шанс добиться от баронессы Корф чего-то большего,чем веселой и снисходительной дружбы.

Уж конечно, приключение сие всех изрядно повеселило!Егорушка тотчас же сообщил о нем французскому таможеннику, едва миновалиграницу и остановились для проверки документов. Скоро все присутствующие натаможне, вернее, на почтовой станции – где посетители часами дожидалисьлошадей, а потому были счастливы хоть малому поводу развлечься, – хохотали какбезумные, когда общительный Егорушка вновь и вновь изображал свое: «Мы людинедостаточные, подневольные!..» Впрочем, Маша заметила двоих, которых небольно-то развеселила пантомима молодого графа. Может быть, конечно, несмеянысии были немцами (в Лотарингии, через которую теперь лежала дорога нашихпутешественников, соседствуют две нации) и обиделись за соотечественников, аможет, им просто было не до смеха, особенно старшему – с черной кудлатойшевелюрой, неопрятно торчащей из-под смятой шляпы, с сине-багровым лицом, то лисожженным солнцем, то ли вспухшим от беспробудного пьянства. Младший казалсяпоживее: среднего роста, худощавый, румяный. Лицо его пряталось в тени шляпы,но раз или два Маша поймала его быстрый взгляд.

О Франции Маша только читала да от матушки слышала; княгиняже Елизавета сохранила о сей стране не самые приятные воспоминания, ибо изошлаее в свое время пешком, полуголодная, измученная, да и Машу здесь ожидалобудущее самое неопределенное, и все же ни тогда, ни после не подходил никакойэпитет к слову Франция, кроме одного: прекрасная! Все здесь дышало особеннымочарованием, даже бледная, однообразная зелень ив и тополей по долинам рек,даже серые, мшистые камни, то и дело выходящие на дорогу, – обломки старыхскал.

Однако следует сказать, что не обходилось и без прозы жизни.Миновал день езды, когда в petite ville [45] дорогу, идущую глубокой лощиной,неожиданно перегородил деревянный желоб, посредством которого из Марныподавалась вода наливной мельнице, стоявшей по ту сторону дороги. Высота подпорэтого сооружения предусматривала разве что высоту воза с сеном, но для не вмеру нагруженной кареты, увенчанной пирамидою из разных сундуков и коробов,желоб стал неодолимым препятствием.

Кучер Васенька едва успел натянуть поводья, прежде чемводоточивое общественное сооружение оказалось покалеченным обильною поклажею, аэто, конечно, принесло бы путникам множество ненужных неприятностей. Да итак-то без досадных хлопот не обошлось: весь багаж пришлось снимать с крышидормеза и заново увязывать на запятках кареты. Дело сие было долгое, а позади дормезауже выстроилось несколько телег, желавших проехать тою же дорогою. Егорушкахотел было за мелкую монету нанять двух-трех крестьян для подмоги, однакоДанила с несвойственной ему решительностью воспротивился:

– Народишко чужой, ушлый: порастащат добро господское – иахнуть не успеем!