Это ночью, а на рассвете Скорик проснулся отгромкого стука в дверь.

Сел, за сердце схватился. Думал — Князь сОчком его сыскали. Хотел по трубе водосточной тикать в чем был, то есть считайвовсе без ничего, но из коридора донёсся голос Масы:

— Сенька-кун, дзиво отворяй!

Уф! Прямо не сказать, какое Сеньке от этогобыло облегчение. Даже не задумался, как японец его так быстро на новом местенашёл.

Отодвинул засов, и в комнату быстро вошёлМаса, а за ним (вот это да) Эраст Петрович, собственной персоной. Оба хмурые,строгие.

Маса у стенки встал, а его господин взялСеньку за плечи, повернул лицом к окну (свет был ещё ранний, сумеречный) иделовито сказал:

— Ну, Аполлон Секандрович, хватитд-дурака валять. Нет у меня больше времени возиться с вашей загадочнойличностью. Рассказывайте всё, что знаете: и про убийствo Синюхиных, и проубийство Самшитовых. Этому нужно положить конец!

— Сам… Самшитовых?! — поперхнулсяСкорик. — А я д-думал…

Его тоже в заикание повело — заразился, чтоли?

— Одевайтесь, — приказал ЭрастПетрович. — Едем.

И больше пока ничего объяснять не стал, вышелв коридор.

Натягивая брюки и рубашку, Сенька спросилсенсея: — Как вы меня нашли-то?

— Номер проретки, — ответил тоткоротко, и Сенька понял: мадам Борисенко запомнила номер извозчика, а тотрассказал, куда отвёз седока.

Вот тебе и конспирация, вот тебе и концы вводу.

— А куда едем?

— Смотречь место преступрения.

О Господи, что за охота! Но перечить Сенька нерешился. Эти силком, за шиворот поволокут — знаем, кушали.

Всю дорогу до Маросейки Сенька сильнонервничал, и чем дальше, тем больше. Так, выходит, не заарестовали АшотАшотыча? Порешили? Эраст Петрович сказал “Самшитовы” — это значит, супружницутоже? Кто, грабители? А причём тут он, Сенька Скориков?

Полицейских перед лавкой не было, но на дверивисела верёвка с печатью, а внутри горел свет. На улице пока было пусто,магазины ещё не открылись, а то бы обязательно народ столпился.

В дом вошли со двора, через чёрный ход. Тамподжидал чиновник в синем мундире — тихий, неприметный, в очочках.

— Как вы долго, — укорил он ЭрастаПетровича. — Я же просил… Протелефонировал вам в полночь, а сейчасполовина шестого. Я рискую.

— Извините, Сергей Никифорович.Понадобилось разыскать важного с-свидетеля.

Хоть Сеньку и назвали “важным”, но не больноему это понравилось. Чего это “свидетель”-то?

— Рассказывайте, — попросил ЭрастПетрович чиновника. — Что удалось установить при первичном осмотре?

— Пожалуйте сюда, — поманил очкастыйСергей Никифорович. Прошли в комнаты. — Здесь, в задней части лавки, уювелира было что-то вроде конторы. Жилые покои наверху. Однако туда преступникне поднимался, всё произошло здесь. — Он заглянул в блокнот. — Врачполагает, что Самшитову Нину Акоповну, сорока девяти лет, убили первой, ударивтяжёлым предметом в висок. Тело лежало вот здесь.

На полу у двери была нарисована меломчеловечья фигура, не очень похоже, а сбоку темнело пятно. Кровь, догадалсяСенька и содрогнулся.

— Самшитова Ашота Ашотовича, пятидесятидвух лет, преступник связал, усадил вот в это кресло. Как видите, всюду кровь:на изголовье, на подлокотниках, на полу. Причём и венозная, и артериальная,разной пульсационной упругости… Простите, Эраст Петрович, я невнятнопересказываю, плохо владею медицинской терминологией, — смутилсячиновник. — Вы мне когда ещё пеняли, чтобы подучился, да новое начальствоне требовало, вот руки-то и не дошли…

— Неважно, — перебил его ЭрастПетрович. — Я понял: Самшитова перед смертью пытали. Резали ножом?

— Вероятно. Или же тыкали колющимпредметом.

— Г-глаза?

— Что “глаза”?

— Глаза у трупов выколоты?

— А, вы про хитровские убийства… —Сергей Никифорович покачал головой. — Нет, глаза не выколоты, и вообщекартина преступления несколько иная. Посему это расследование решено выделить вособое производство, отличное от дела о Хитровском Слепителе.

— Хитровский Слепитель? — поморщилсяЭраст Петрович. — Что за г-глупое название! Я думал, его употребляюттолько газетчики.

— Это пристав Третьего Мясницкого участкаполковник Солнцев придумал. Репортёры так и ухватились, хотя, конечно, сграмматической точки зрения…

— Ладно, черт с ней, сграмматикой, — сказал Эраст Петрович, пройдясь по комнате. — Пройдёмна второй этаж?

— Незачем. Совершенно очевидно, чтоубийца туда не поднимался.

— Убийца? Не убийцы? Установлено, чтопреступник б-был один?

— Видимо, так. Соседи показали, чтоСамшитов никогда не обслуживал и даже не пускал в лавку более одногопосетителя, сразу запирал дверь. Очень боялся ограбления, ведь Хитровка близко.

— Следы г-грабежа?

— Никаких. Даже в лавке ничего не взято,хотя там в стеклянной витрине лежали кое-какие безделушки — гразда, невеликойценности. Я же говорю: всё произошло в этой комнате.

Эраст Петрович покачал головой, вышел в лавку.Чиновник и Маса за ним. Сенька тоже, чтоб не оставаться одному в забрызганнойкровью комнате.

— А это что? — показал ЭрастПетрович на птичью клетку.

В ней, откинув хохластую башку, валялсяпопугай Левончик.

Сергей Никифорович пожал плечами:

— Попугаи — птицы нервные, чувствительныек шуму. А тут, поди, криков и стонов было… Сердчишко не выдержало. Или, может,не покормили его вовремя.

— Дверца открыта. Да и… Э-э, гляди-ка,Маса. — Эраст Петрович взял трупик в руку, передал японцу.

Тот поцокал языком:

— Баську свернури. Убийство.

— Да, жалко эксперт неосвидетельствовал, — хмыкнул полицейский — видно, решил, что азиат шутит,но Сенька-то знал: для сенсея душа она и есть душа, хоть человеческая, хотьптичья.

— Как понизился профессионализммосковского сыска, — печально молвил Эраст Петрович. — Десять летназад подобная небрежность была бы невообразима.