— Может, ты и прав. Но, с другой стороны, твой брат такойкрасивый парень… — Она улыбнулась Джорджу, и он презрительно пожал плечами.

На обратном пути Джордж, задумчиво глядя на сестру, сказал:

— Эдвина, ты не сочтешь меня предателем, если я, когдавырасту, не стану работать в газете? Она страшно удивилась.

— Нет, конечно, но почему, Джордж?

— Не знаю… Просто, по-моему, это скучно. Филипуподобная работа больше подходит… — Он казался таким серьезным, что Эдвинаневольно улыбнулась. Все еще мальчишка, а несколько месяцев назад и вовсе былнеуправляемым. Но за последние дни как-то повзрослел, а теперь вот заявляет,что не хочет работать в газете.

— А что, по-твоему, подходит тебе?

— Не знаю… — Джордж в нерешительности посмотрел насестру и признался:

— Когда-нибудь я хотел бы снимать фильмы.

Эдвина в изумлении уставилась на него, но потом поняла, чтоон говорит серьезно. Однако идея была такая неожиданная, что она невольнорассмеялась. Джордж, не обращая внимания на ее смех, принялся горячорасписывать ей, как это увлекательно, и рассказывать про фильм с Мэри Пикфорд,который он недавно видел.

— А когда это ты успел? — Она не помнила, чтобыразрешала ему ходить в кино, но он только ухмыльнулся.

— Да недавно. Ушел с занятий и отправился в кино.

Эдвина с укором посмотрела на него, а потом обарасхохотались.

— Ты неисправим.

— Ага, — довольно сказал Джордж, — носознайся… ты же меня любишь именно таким.

— Я этого не говорила.

Эдвина села за руль, и они поехали домой, болтая о жизни, офильмах, по которым сходил с ума Джордж, об их газете. Когда они остановились удома, она повернулась к Джорджу и спросила:

— Ты ведь это серьезно говорил, да? — Разве можетон думать о чем-либо всерьез? Не детские ли это мечтания?

— Да, серьезно. Я собираюсь этим заняться вбудущем. — Джордж радостно улыбнулся: она была ему не только сестрой, но илучшим другом, которому можно доверить даже секреты и сокровенные мечты. —Я буду снимать кино, а Филип руководить газетой. Вот увидишь.

— Надеюсь, что хоть один из вас будет все-такизаниматься газетой, а то чего ради я тогда с ней вожусь…

— Ты всегда можешь ее продать и получить кучуденег, — оптимистично заявил Джордж, но Эдвина слишком хорошо понимала,что все не так-то просто.

С газетой уже сейчас возникли кое-какие проблемы. Если бы еевозглавлял опытный издатель, такого бы не случилось. Однако газету нужносохранить, пока Филип не закончит Гарвард, хоть эти три года и казались Эдвинеслишком долгим сроком.

— Ну, хорошо прокатились? — широко улыбнулся имФилип, когда они вышли из машины.

Тедди спал в гамаке под деревом, а Филип разговаривал сФанни и Алексис.

— И о чем вы тут беседовали? — весело спросилаЭдвина, а Джордж пошел переодеться: он собирался на рыбалку.

— Мы вспоминали, какая красивая была мама, —ответил Филип.

Алексис выглядела счастливее обычного: она могла бесконечнослушать о маме и часто по ночам, когда она приходила в кровать к Эдвине,заставляла старшую сестру часами рассказывать о матери. Воспоминания былитяжелы для старших, но для маленьких родители как бы вновь оживали. Тедди,например, обожал слушать всякие истории про отца.

— Почему они умерли? — спросил он как-то Эдвину, иона ответила единственное, что могла придумать:

— Потому что бог их очень любил и забрал к себе.

Тедди кивнул, а потом, тревожно нахмурившись, продолжил:

— А тебя он тоже любит, Эдвина?

— Не так сильно, котенок.

— Это хорошо.

Тедди удовлетворился этим ответом, и они перевели разговорна другую тему. Эдвина с грустью посмотрела на брата: он был слишком мал, когдаумерли родители, и его память не сохранила воспоминаний о них. Но Алексис всееще помнила их, и Фанни тоже. Прошло уже больше двух лет, и боль утратычуть-чуть ослабла. Даже у Эдвины.

— Ты сегодня покупала газету? — спросил Филип, ноЭдвина ответила, что у нее не было времени, и он сказал, что купит по дороге кБекки.

Филипа очень взволновало убийство наследникаавстро-венгерского престола, он не раз говорил, что это событие будет иметьгораздо большие последствия, чем думают. Он увлекся политикой в последний год ирешил, что, когда вернется в Гарвард, начнет серьезно изучать политологию.

Когда он прочитал днем газету, то с удивлением обнаружил,что оказался прав. Жирный заголовок в газете Уинфилдов гласил: ЕВРОПА ВСОСТОЯНИИ ВОЙНЫ. Убийство эрцгерцога Франца Фердинанда и его жены в Сараеводало австрийцам повод объявить войну Сербии, а потом Германия объявила войнуРоссии и Франции.

Через два дня германские войска оккупировали нейтральнуюБельгию, и Великобритания в ответ начала войну с Германией. Это выгляделосовершенным безумием, но за неделю почти все европейские страны оказались всостоянии войны друг с другом.

— Что это значит для нас? — с тревогой спросилаЭдвина у Филипа. — Ты думаешь, нас это тоже коснется? — Она сбеспокойством смотрела на брата, и тот поспешил успокоить ее:

— Да нет, не думаю.

Филип был совершенно поглощен этими событиями и читал проних все, что мог найти. Он стал наведываться в газету отца, где они с Беномчасами обсуждали и анализировали европейские новости.

Теперь все разговоры, казалось, вращались вокруг войны.Против Германии уже воевала Япония, а немецкие самолеты бомбили Париж.

Через месяц война развернулась в полную силу.

Незаметно пролетели каникулы, и наступило время сновапровожать Филипа. В сентябре по дороге в Гарвард он на каждой станции покупалгазеты и обсуждал с попутчиками последние сообщения с фронтов. Интерес Филипа квоенным событиям, который он проявлял со всем юношеским азартом, заставлялЭдвину тоже следить за сводками. Она прочитывала их все подряд, чтобы быть вкурсе. Ежемесячные совещания в редакции также требовали от нее осведомленностив текущей мировой политике. Наряду с этим у нее были и собственные, внутренниепроблемы: профсоюзы причиняли немало неприятностей. Иногда Эдвина дажесомневалась, что сможет сохранить газету до возвращения Филипа.

Ожидание, когда брат закончит наконец образование,представлялось бесконечным. Она осторожно принимала решения, не желая ничемрисковать. И как бы ее ни критиковали за консерватизм, она знала, что в данныймомент не может поступить иначе.

В то время как Филип постигал науки в Гарварде, великаявойна набирала силу: германские лодки блокировали берега Великобритании.

Эдвина получала письма от тети Лиз, но почта доставлялась сбольшими перебоями. Тетины письма всегда были печальные и плаксивые. Теперь онаказалась Эдвине и детям такой далекой. Она была кем-то, кого они виделидавным-давно и очень плохо знали. Элизабет постоянно пилила Эдвину, чтобы таубрала родительскую одежду, что было уже давно сделано, продала газету, дом иприехала в Хавермур, чего Эдвина не намеревалась делать.