Она вскочила и, нервно стиснув пальцы, зашагала по комнате,затем повернулась и посмотрела ему в глаза.

— Филип, ну как ты мог? По какому праву ты сделал этопосле всего, что с нами случилось? Ты так нужен детям… и мне… а Джордж всентябре уедет…

Она могла придумать тысячу всяких причин, по которым ондолжен остаться, но самая простая заключалась в том, что она боялась потерятьего. А если его ранят или убьют? При одной только мысли об этом у нее кружиласьголова.

— Так нельзя! Мы без тебя пропадем… Мы… Я… — Ее голосдрогнул, на глаза набежали слезы, и она отвернулась. — Филип, не надо, ну,пожалуйста… — сказала она едва слышно.

Он подошел и нежно коснулся ее плеча. Хотелось всеобъяснить, но он сомневался, получится ли.

— Я должен, Эдвина. Я не могу сидеть здесь, читатьгазеты и чувствовать себя при этом мужчиной. Теперь, когда страна вступила ввойну, это моя прямая обязанность.

— Какая чушь! — Она резко развернулась, и ее глазасверкнули, совсем как у матери много лет назад. — Ты отвечаешь за двухсвоих братьев и трех сестер. Мы все ждали, пока ты станешь взрослым, и ты неможешь бросить нас теперь!

— Я не бросаю вас, Вин. Я вернусь. Обещаю, что потомнаверстаю упущенное. Клянусь!

Эдвина по-своему права, он понимал это, но долг передстраной все-таки значил для него больше. Кроме того, Филип понимал в душе, чтоотец одобрил бы его поступок. Он должен был сделать это, как бы ни рассердиласьи ни расстроилась Эдвина.

Даже профессора в Гарварде понимали его. С их точки зрения,именно так обязан вести себя настоящий мужчина. Но Эдвине его поступок казалсяпредательством, и она все еще смотрела на него сквозь слезы, когда распахнуласьдверь и в гостиную вбежал Джордж.

Как обычно, он куда-то несся сломя голову и не сразу заметилсестру. С низко склоненной головой и разметавшимися по спине длинными темнымиволосами она стояла неподвижно — оттуда, где он остановился, нельзя былоувидеть Филипа.

— Эй, Вин, что такое?.. Что-то случилось? — Джорджзамер в недоумении.

Эдвина медленно повернулась к нему. Со стопкой книг в руках,взъерошенными темными волосами и раскрасневшимися на воздухе щеками, он казалсясовсем мальчишкой. Встревоженный, он уставился на сестру. Когда же к немуподошел Филип и Джордж увидел серьезное лицо брата, он разволновался ещесильнее.

— Да что это с вами?

— Твой брат записался в добровольцы. — Эдвинапроизнесла это так, словно обвиняла Филипа в убийстве.

Несколько секунд Джордж молчал. Затем его глаза зажглисьвосторгом. Забыв об Эдвине, он шагнул к брату и крепко хлопнул его по плечу.

— Здорово, старина! Дай им жизни! — Внезапно онвспомнил про Эдвину, а та шагнула к братьям и резким движением отбросила назадсвои длинные волосы.

— А что, если ему дадут жизни, Джордж? Что, если всевыйдет наоборот? Если убьют его? Что тогда? Ты тоже будешь радоваться, каксейчас?

И что ты станешь делать? Тоже отправишься туда «дать имжизни»? Подумайте об этом, вы, оба! Подумайте, что вы делаете. Прежде чемпредпринимать что-либо, подумайте о семье, о том, что будет с нами. — Онапрошла мимо них, обернулась к Филипу и не терпящим возражений тоном заявила:

— Я не отпускаю тебя, Филип. Скажешь, что не подумал. Яне пущу тебя на эту бойню.

Хлопнув дверью, Эдвина взбежала по ступенькам в своюкомнату.

— Почему Филип приехал домой? — спросила Алексис,расчесывая волосы кукле. — Его выгнали из университета?

Фанни и Тедди тоже были в недоумении. Эдвина молча кормилаих завтраком.

Накануне вечером двое старших братьев ходили в клуб, гделюбил бывать их отец, наверняка они встретили там Бена, но она еще не успеласпросить Филипа, о чем они говорили.

— Филип соскучился без нас, вот и приехал. Эту фразуона произнесла очень серьезно и не стала развивать тему дальше. Но по ее лицудаже Тедди понял, что Эдвина что-то от них скрывает.

Дети позавтракали. Эдвина поцеловала каждого и отправила вшколу, а сама пошла в сад, чтобы подобрать валявшиеся в траве розы. Она совсемзабыла о них, и цветы завяли, но теперь это не имело никакого значения.

В свете последних событий все утрачивало смысл. Онапребывала в полной растерянности, но знала, что сделает все, чтобы остановитьФилипа. Он не имел права вот так взять и уехать, чтобы бросить их, а самоеглавное — рисковать своей жизнью.

Эдвина отнесла розы в дом и собиралась уже позвонить Бену,чтобы обсудить возникшую ситуацию, но тут в комнату вошел Джордж. Как всегда,он опаздывал в школу, и она уже собиралась отругать его, но посмотрела ему вглаза и замерла на полуслове. Еще немного — и он будет совсем взрослым, какФилип.

— Ты действительно станешь удерживать его, Вин? —Слова прозвучали спокойно, грустно, словно Джордж, сомневаясь в бессмысленноститакой попытки, понимал, что разговор необходим.

— Да, стану! — Небрежно ткнув розы в вазу, онасердито посмотрела на него. — Сначала он должен был посоветоваться сомной.

Джорджу следовало осознать, что эти слова относятся и к немутоже. Нет, она не потерпит такого ни от одного из них, а ведь Джордж достаточногоряч, чтобы отправиться в Европу вслед за братом.

— Не надо, Вин. И папа не одобрил бы тебя. Он считал,что нужно отстаивать собственные убеждения.

Она посмотрела на него исподлобья и, отчеканивая каждоеслово, произнесла:

— Отца больше нет. — Еще никогда она не говориластоль резко. — И отец не одобрил бы того, что Филип хочет оставить насодних. Ведь теперь все обстоит иначе.

— Я остаюсь с вами, — сказал негромко Джордж, ноона лишь покачала головой.

— Ты скоро уедешь в Гарвард.

Учеба в Гарварде считалась семейной традицией, и Джорджа ужезачислили на первый курс. Она вовсе не собиралась держать их возле своей юбки,но просто не хотела, чтобы их убили.

— Не вмешивайся, Джордж, — предупредилаЭдвина. — Это наше с ним дело.

— Отнюдь нет, — сказал он, — это его личноедело. Ему решать, стоит ли отстаивать собственные убеждения. Тебе и самой непонравится, если кто-то станет делать это за него, Вин. Он должен поступать посовести, даже рискуя причинить нам боль. Я понимаю Филипа, и ты должна понятьего тоже.

— Я ничего никому не должна. — Она резкоотвернулась, чтобы скрыть слезы, и сказала:

— Иди, а то опоздаешь.

Джордж неохотно пошел к двери. В холле он встретил Филипа.

— Как она? — шепотом спросил тот. Вчера братьяпроговорили до поздней ночи.