Это разбойники, подумала Ольга. Или как там они именуются вгороде. Может, это и выход? Не все ли равно, к кому прибиться на первых порах?А там посмотрим…

Кудеяр неторопливо наполнил стаканчики:

– Ну что, за новое ремесло? – он одним махомосушил свой, дождался, пока Ольга выпьет и закусит. Продолжал спокойно: – Нукак, договорились мы, Андрюша?

– Договорились, – сказала Ольга, с беспокойствомощущая, что перед глазами все уже чуточку колыхается и расплывается. –Деваться некуда, тут вы правы…

– Значит, ищут?

– Ищут.

– Не переживай. Искать всю жизнь можно, дело житейское…Вот хоть этих красавцев взять… – он небрежно кивнул на товарищей. –Этого, с бородавкою, искать начинали еще при позапрошлом государе императореПавле Петровиче, и ничего, как видишь… – он, не снимая тяжелой руки сОльгиного плеча, заговорил вкрадчиво: – Только тут такое дело, Андрюшенька… Стебя, братец ты мой, следует, как у нас говорят, вступительный вклад…

Ольга полезла в карман, вытащила кошелек и распустилазавязки:

– Сколько?

Кудеяр осторожно взял у нее кошелек и положил на стол, незаглядывая внутрь, презрительно морщась:

– Я не про то… Тут такое дело, Андрюша… Такая у менянепоседливость в утробе, что не могу и дня прожить без веселой девки. А сегодняс девками плохо, так уж сложилось, Фома все окрестности обрыскал, дапредставить не смог, и обычных не появилось, здешних… Придется тебе, касатик,мне службишку и сослужить. Парнишка ты красивенький, приятный весь из себя,разок за девку сойдешь…

Ольга отпрянула – не от оскорбления, а, скорее, из-закомизма ситуации, но Кудеяр, придвинувшись к ней вплотную и оттеснив в самыйугол, сказал без улыбки:

– Милый, ты уж не барахтайся, не люблю, когдафордыбачат в твоем положении сопляки на вроде тебя… Не тот у тебя расклад,чтобы корчить гордого. Да ты не пугайся, дурачок, я ж не собираюсь, простигосподи, панталоны с тебя стягивать, на корму твою покушаться. Можно и попроще.В Париже бывать не доводилось? А я вот бывал, когда был молодой вроде тебя иносил еще мундир, – в ту пору наши после смерти Бонапартия Париж заняли…Там, скажу тебе по совести, в веселых домах и нахватался. Это мы, лапотные,тонкого обращения не понимаем, а вот в Париже любая девка в рот хватает сампонимаешь что и, значит, как леденчик… Дело нехитрое, Андрюша, право слово.Ублажишь атамана и будешь при хороших людях, при денежном ремесле. Если что,эти отвернутся… Ну?

Вольготно расположившись на лавке, он положил ладонь Ольгена шею и стал пригибать ее голову. Никакими шутками уже совершенно и не пахло,его рука завозилась с пуговицами шаровар… Ольга отчаянно дернулась, так, чтосвалилась в промежуток между стеной и столом.

– Давай сюда, красавчик, – нетерпеливо сказалКудеяр, покончивший со всеми пуговицами. – Невтерпеж, честное слово…

Сильным рывком Ольга опрокинула стол и бросилась бежать. Ееперехватили двое молчаливых, вытащили в комнату, ударом под коленки заставилиупасть на колени, выкрутили руки. Как она ни рвалась, освободиться не могла.

Кудеяр вышел из закутка, остановился напротив нее и дернулверхнюю пуговицу. Шаровары упали, известный предмет во всей красе оказался внепосредственной близости от Ольгиного лица. Она попыталась откинуть голову, ночья-то ладонь подперла ее затылок.

– Ну, это ж на вроде леденца, красавчик, – сказалКудеяр хрипло. – А ты, я тебе скажу, приятный на личико. Пожалуй что, ятебя потом по-всякому попользую. Я свое слово держу, будешь потом при мнесостоять, исключительно, вот только будешь ты не Андрюша, а, пожалуй что,Анечка… Или уж Аннет, если совсем на парижский лад. Ну, Анюта, открывай ротик…

Глядя на него с ненавистью снизу вверх, Ольга сказала какможно убедительнее:

– Откушу… Как бог свят, откушу под корень…

– Кудеяр, – сказал один из тех, что крепко еедержали. – Ты это… Ишь, как зыркает, волчонок… Такой может…

– Да глупости, – сказал Кудеяр, ухмыляясь. –Службу забыл, простота? Живо!

Слева к Ольгиной шее плотно прижалась полоса холодной стали,и над ухом раздался злой, приглушенный голос:

– Шевельнешься, сопляк, горло перехвачу. А если зубамивздумаешь – кожу буду драть с живого… Уяснил?

– Ты, Анюта, накрепко возьми себе в голову, –почти беззаботно произнес Кудеяр. – Место тут глухое, полиции не бывает,заходят разве что чарку опрокинуть, но время сейчас для этого неурочное. Хозяинболтать не будет, знает свое положение, да и этот шут, что тебя притащил, непискнет. И всплывешь ты, ежели что, в Неве очень даже далеко отсюда… еслитолько всплывешь. Покойничком больше, покойничком меньше. Эка невидаль дляПитера… Так что ты уж нас не серди, боком выйдет… Рот открывай, сучонок!

– Бог в помощь, господа затейнички! – раздалсямужской голос, молодой, веселый, дерзкий.

Что-то определенно произошло, ситуация переменилась – Ольгапочувствовала, как от ее горла отодвинулось холодное лезвие ножа, а давившая назатылок широкая жесткая ладонь словно бы обмякла. За руки ее держалипо-прежнему, но хватка значительно ослабла.

Некогда было рассуждать и гадать, следовало использоватьмалейший шанс – и она рванулась, вскочила на ноги, выбросив вперед колено.Каковое и вступило в соприкосновение с той частью тела Кудеяра, что требовалаублажения на гнусный манер. К сожалению, колено угодило именно туда, а некуда-нибудь еще, где могло нанести гораздо больший урон – Ольга, уже давно непричислявшая себя к невинным цветикам, знала о мужчинах достаточно, чтобыпонять, куда их в случае чего следует бить.

Однако и так определенные достижения налицо: Кудеяротпрыгнул, ругаясь, Ольга шарахнулась в сторону, прижалась к дощатойперегородке, схватила со стола единственное, что годилось в качествеимпровизированного оружия – массивный штоф синего стекла с выпуклым двуглавыморлом, занесла его над головой, пренебрегая тем, что на одежду ей пролиласьвонючая дешевая сивуха.

Теперь появилась возможность осмотреться, выяснить, в чемпричина перемен…

Причина эта имела конкретный облик незнакомого молодогочеловека, стоявшего посреди сводчатой комнаты с видом вовсе не угрожающим,наоборот, он выглядел так, словно ему ужасно скучно, в полном соответствии споследней светской модой, требовавшей показной меланхолии. У Ольги моментальносложилось твердое убеждение, что это человек из общества: одет безукоризненно,в точнейшем соответствии с последними веяниями прихотливой парижской моды,моментально перенимавшейся в империи, завит и причесан столь же идеально. Косыебачки и закрученные на гусарский манер усы придавали ему вид офицера, одетого встатское. Лицо решительное и, что греха таить, красивое, свидетельствующее онедюжинной силе воли – молодой человек, если верить физиономистике, нимало непоходил на вялого светского бездельника. Одну руку он держал как-то странно,под полой сюртука, а другой небрежно опирался на толстую черную трость скруглым золотым набалдашником.