Белович сказал с тоской:

– Да что ты ворчишь на свою тещу! Она у тебя золото, я жевидел, как она тебе блины пекла!.. Эх, мне бы твои проблемы… Тут вообще звереюот ее поучений, наставлений, все учит жизни, вмешивается во все наши дела.Замочить ее на фиг, так без нее будет еще хуже… Что делать, Борис Борисович?

Я отмахнулся:

– Поменяйся с Глебом. Может быть, твоя теща его устроит.

Белович опешил:

– При чем здесь теща? Я говорю про эту гребануюАмерику! Это она везде лезет, сует свой нос. Порнухой да бивисами все у насразвратила. Сами у себя вкалывают, а нас приучают к халяве!

Посмеялись вместе, я наполнил чашки, Белович помог высыпатьиз пакета печенье на тарелочку, придерживая края пакета, сказал, впрочем, безвсякой убежденности:

– Америка Америкой, но это коммунистический режим развратиллюдей. Отучил работать. Никто не хотел работать на неизвестно кого, вот ивозвели в культ увиливание от работы.

Лукошин покачал головой.

– Увы, это началось намного раньше. Я даже не смогусказать, когда.

– Но ведь при царе работали?

– И при царе самые популярные герои были те, кто неработал, кто умел увильнуть от труда. Так что Борис Борисович во многом прав,мы всегда отлынивали от работы. Наверное, еще до Рюрика отлынивали, это он сосвоими немцами приучал нас к работе. Как мог, конечно.

Белович с задумчивым видом насыпал в чашку сахар,задумывался, потом снова сыпал, то ли потерял счет, то ли пытается сорватьжелезку. Сказал нерешительно:

– Если уж в самом деле сдаваться… то я предпочел бы…предпочел, уж простите за откровенность, сдаться Израилю.

Лукошин отшатнулся:

– Эт почему же такая дикая идея? То-то смотрю, у тебя и носкрючком…

Белович ахнул:

– У меня?

– Был, – поправился Лукошин, – пока не расплющили.Или это пластическая операция?

Я кисло усмехнулся.

– Идея неплохая, только израильтяне не примут. Не захотятплодить евреев вот так… гм, массово.

Белович сказал кисло:

– Сам знаю, что не примут. Да и мы не сможем. Думаю, что инемцами вот так сразу не сможем, как и французами. А евреями быть ещетруднее.

– Ну да, – поддакнул Лукошин, – каждый деньтеракты, автобусы взрывают…

Белович отмахнулся:

– Для нас это фигня на постном масле. Когда Белый домштурмовали, тысячи зевак вышли. Под пулями и осколками стояли, чтобы непропустить зрелища. Жен и детей привели! Такое… дурь это или беспечность,отвага или что-то еще – разбирайтесь сами, евреям и не снилось! Труднопотому, что у евреев требования больно велики к самим себе. А нам как раз надотакое, чтобы требований поменьше…

Лукошин хохотнул:

– Тогда зачем вообще присоединяться? Меньше всего требованийк себе у русского народа.

– Требования должны быть, – возразил Белович, – ноне чрезмерные. Чтобы израильтянам стать тем, чем они стали, не только Моисеюпришлось сорок лет водить свой народ по пустыне! Их еще и в других пустынях и царствахжгли и мяли, чтобы слизь выжечь и рабский дух выдавить!.. Нет, такое нам не посилам, надо что-нибудь полегче.

Лукошин спросил подозрительно:

– Что-то мне твой вид не ндравится. Фамилия у тебя,говоришь, в самом деле белорусская?.. Гм… надо еще разок будет проверить.И нос у тебя до операции был все-таки длинноват…

Белович пожал плечами.

– Какой есть.

– Не ндравится, – повторил Лукошин с нажимом. – Начто намекиваешь? Евреев, ладно, побоку, мне самому евреем становиться нехочется, я жук старой закалки, но почему не рассматриваешь возможностьонемечивания? Все-таки арийский дух, голубая кровь, тысячелетний Рейх…

– Немцы слишком любят работать, – вздохнул я. –Слишком! У нашего народа даже особые анекдоты про немецкую работоспособность.Нет, не пройдет. Ты прав, чутье у тебя просто сверхчеловеческое. Я в самомделе все варианты уже отбросил, кроме заокеанской империи. Только Штаты!

По кухне словно пропустили электрический ток. Обавздрогнули, потом застыли, друг на друга посматривали осторожно, однимиглазами, потом уставились на меня.

– А что? – сказал я. – Американцы тоже нелюбят работать. Наверное, потому, что среди них много русских изначально, апотом добавлялись с каждой волной эмиграции.

– Не так уж и много, – заметил Белович. – Сколичеством немцев, к примеру, не сравнить. Или даже ирландцев.

– Паршивая овца все стадо портит, – возразил я. –Но дело не в этом. Я сказал, что американцы тоже не любят, и тут вы сприсущим вам нахальством перебили. Я, кстати, сразу вспомнил старую пословицу:перебила свинья «Отче наш», так пусть же сама Богу молится, но я не станузаставлять вас развивать мою мысль, все одно не потянете, скажу сразу: да,американцы не любят работать, как и русские, но… работают! Они понимают необходимостьработы, в этом их отличие от русских. Русские упорно твердят, что не в деньгахсчастье, и загадочно намекают на какие-то свои особые духовные ценности.Простите, что это за ценности? Покажите мне их! Хотя бы укажите!.. Ткните меняносом, даже не носом, а шнобелем…

Лукошин критически посмотрел на мой нос.

– Это у вас шнобель? У вас нечто рязано-монгольское.С примесью папуасскости. Ваш предок не приехал в Россию с Миклухо-Маклаем?

Я отмахнулся:

– За мои слова не только шнобель отыщут, но и по маме знаетекем определят! Так вот, если все-таки что-то отыщете, я вам сразу же укажу наточно такие же у любого народа, только там их будет больше. И сияет ярче.Заслуженно. Так вот сдаться Америке и влиться в ее империю – проще,понятнее. Да мы и так хоть и ругаем Америку постоянно, но все-таки пользуемсякак Интернетом, так и компьютерами, где гоняем штатовские баймы, смотримштатовские фильмы, читаем штатовские книги…

Белович проговорил медленно, с великим сомнением:

– Не получится. Больно народ наш против Америки. Что ипонятно, кто же любит победителей! Да и сама Америка не больно щадит нашичувства. Придвигает военные базы к нашим границам, а это раздражает не толькополитиков. Уже и грузчики, им все вроде бы до фени, сразу матерятся, как толькоречь заходит про Америку.

Они посматривали на меня выжидающе, я развел руками.

– А что мы можем? Против эмоций доводы разумабессильны. Разве что попытаться противопоставить такие же эмоции. Постояннозадавать вопрос: под чьей властью захотели бы оказаться – под Америкой,Китаем, Японией или исламом? Задавать и задавать, пусть представят себе, пустьпредставят все варианты!.. Вот тогда уже, когда вообразят себе как следует…