- Я чувствую, - сурово продолжал он, - что невоздержанностьв речах и поступках пагубна для моей страны, и, испытав это на себе, я сейчасхочу своим огненным примером указать средство от болезни, которая подтачиваеторганизм и угрожает рассудку моих соотечественников и превращает их вовторостепенную расу духовных алкоголиков. Ох!

Признаюсь, что в это мгновение слезы выступили у меня наглазах, ибо редко приходилось мне быть свидетелем зрелища более возвышенного,нежели медленное самосожжение патриота во имя родины. Зрелище это обладалостранной, устрашающей привлекательностью, и ни за что на свете я не мог быоторваться от него. Я впервые до конца оценил силу воли и героизм родачеловеческого и, осознав это, возрадовался, что принадлежу к тому же славномународу, как и этот герой, вылепленный из столь прочной человеческой глины, чтони одна слеза не сбежала по его щекам, дабы угасить пламена, поднимавшиесявкруг него выше и выше. На востоке полыхала заря; я знал, что человечество вступаетв великий день, и, внимательно следя за обугливавшимся на моих глазах героем, яот всего сердца возблагодарил небеса, что мне суждено было стать свидетелемэтой минуты. И тогда он громко воскликнул:

- Призываю Аврору в свидетели: я умер не дрогнув, поражаяпылающим копьем то злоупотребление доверием, которое лишило меня рассудка! - Ия увидел, что горящей рукой он сжимает пылающее копье из свернутых в трубкугазет.

- Аврора! - снова воскликнул он и с этим загадочным словомна устах был поглощен высоким столпом алчного пламени.

Это было едва ли не самое потрясающее зрелище, какое якогда-либо видел".

Закончив интервью, взволновавшее его достоверностью ибогатством живых подробностей, и надписав на нем "Срочно. Дляпрессы", мистер Левендер почувствовал, что его пробирает озноб. Это былтот рассветный час, когда дрожь пробегает по всему миру; дрожа и почти радуясьпредстоящему, мистер Левендер с горящей свечой в руке прокрался к своемупогребальному костру, подымавшемуся на высоту пяти футов посреди тусклой темнойлужайки, которая точно начинала зеленеть в лучах занимавшегося дня. Он дваждыобошел вокруг своего сооружения и уложил ступеньками четыре толстенных томаистории войны, затем опустился на колени, наклонил свечу, ровно горевшую вутреннем затишье, и поджег статью в воскресной газете. Сделав это, он глубоковздохнул, вернулся к книжным ступенькам и, с трудом сохраняя равновесие,вскарабкался наверх, уселся там, свесив ноги и не сводя глаз с окна Авроры. Такон просидел минут десять, пока наконец не понял, что под ним ничего непроисходит; тогда он слез вниз и заглянул в углубление, где была подожженнаягазета. При ярком уже свете небес он увидел, что огонь погас на словах:"Сцена теперь готова для последнего акта этой колоссальной всемирной драмы".И решив, что провидение хочет этой ободряющей фразой вернуть ему присутствиедуха, он подумал: "Этим утром я тоже творю историю". И он сноваподжег газету и, опустившись на четвереньки, стал мужественно раздувать огонь.

А в это время юная леди из соседней крепости встала спостели и подошла к окну поглядеть, как солнце всходит над Парламентскимхолмом. Почувствовав запах горящей бумаги, она поглядела вниз и увидела мистераЛевендера за раздуванием огня.

"Что еще выдумал этот несчастный? - подумала она. - Этоуже просто невыносимо!" Она сунула ноги в туфли, накинула голубой халат и,спрятавшись за занавеской, стала ждать, что будет дальше.

Мистер Левендер отполз от разгоревшегося пламени, нопродолжал стоять на коленях, вероятно, желая убедиться, всерьез ли огоньзанялся. Потом он встал и, к величайшему изумлению юной леди, взобрался на горукниг и газет. Сначала она следила за ним с жадным любопытством: уж оченьсмехотворна была эта фигурка, увенчанная взъерошенной седой шевелюрой, уж оченьзабавна была страстная тоска на его исхудалом скуластом лице, обращенном к ееспальне. Но скоро она с беспокойством обнаружила, что огонь под ним разгораетсяне на шутку, и, вдруг решив, что ему пришла в голову бредовая идея получитьожоги и этим привлечь ее внимание, она бросилась по лестнице вниз и, выбежав счерного хода прямо в халате, обогнула свой сад и оказалась сзади мистераЛевендера, готовая ко всему. Она была в двух шагах от него, но он не слышал еешагов, так как взволнованная Блинк, следившая в закрытое окно спальни засамосожжением хозяина, пронзительно скулила, и сам мистер Левендер, подвывая,запел что-то странное и заунывное, что вместе с шелестом пламени, ползущего поеженедельникам, которые опоясывали книжную гору, производило столь жуткоевпечатление, что у юной леди кровь застыла в жилах.

- Аврора, - жалобно пел мистер Левендер, - Аврора,

Унеси мое сердце с собой

Все равно оно тут не сгорит.

Пусть и осенью и весной

Оно в твоем сердце стучит!

Прощай навеки!

Аврора, Аврора, ах!

Я мчусь на воздушном коне

И сейчас превращусь во прах,

Но ты вспоминай обо мне.

Аврора, Аврора!

И в то мгновение, когда безудержный смех готов был овладетьею, она увидела, что язык пламени, пожрав слово "Горацио", лизнулправую икру мистера Левендера.

- Ох! - отчаянно закричал он, воздев руки к небу. - Мой часнастал! О сладостные небеса, раскройтесь и дайте мне увидеть ее лицо! Я вижу! Явижу ее духовным взором. Довольно! Теперь смелее! Я должен умереть в молчании!

И он сложил руки на груди и стиснул зубы. Огонь, пожравпоследнюю строчку еженедельника (который, кстати, лежал вверх ногами), такяростно лизнул мистера Левендера, что он невольно дрыгнул ногами и, потерявравновесие, упал вниз головой прямо в объятия бдительной Авроры. Оказавшись встороне от бушующего пламени, он прижался лицом к ее шелковистому голубомухалату и понял, что уже сгорел и перешел из зловещего мрака ночи в светлыеобъятия утра, и с его непослушных губ слетели слова:

- Я в раю.

1919 г.