Следующее действие разыгрывается несколько часов спустя, вкабинете директора Восточно-центрального почтового округа города Лондона.Директор польщен — Фандорин представился русским князем — и зовет его prince иYour Highness,[31] произнося титулование с нескрываемымудовольствием. Эраст Петрович в элегантной визитке и с тросточкой, без которойнастоящий prince немыслим.

— Мне очень жаль, prince, но ваше пари будетпроиграно, — уже в третий раз объясняет почтовый начальник бестолковомурусскому. — Ваша страна — член учрежденного в позапрошлом году Всемирногопочтового союза, который объединяет 22 государства с более чем 350-миллионнымнаселением. На этом пространстве действуют единые регламенты и тарифы. Еслиписьмо послано из Лондона сегодня, 30 июня, срочным почтовым отправлением, товам его не опередить — ровно через шесть дней, утром 6 июля, оно будет на Санкт-Петербургскомпочтамте. Ну, не шестого, а какое там получится по вашему календарю?

— Отчего же оно будет, а я нет? — не может взять втолк «князь». — Не по воздуху же оно долетит!

Директор с важным видом поясняет:

— Видите ли, ваше высочество, пакеты со штемпелем«срочно» доставляются без единой минуты промедления. Предположим, вы садитесьна вокзале Ватерлоо в тот же поезд, которым отправлено срочное письмо. В Дувревы попадаете на тот же паром. В Париж, на Северный вокзал, вы тоже прибываетеодновременно.

— Так в чем же дело?

— А в том, — торжествует директор, — что нетничего быстрее срочной почты! Вы прибыли в Париж, и вам нужно пересесть напоезд, идущий до Берлина. Нужно купить билет — ведь заранее вы его не заказали.Нужно найти извозчика и ехать через весь центр на другой вокзал. Нужнодожидаться берлинского поезда, который отправляется один раз в день. Теперьвернемся к нашему срочному письму. С Северного вокзала оно в специальнойпочтовой дрезине, по окружной железной дороге, доставляется к первому жепоезду, движущемуся в восточном направлении. Это может быть даже непассажирский, а товарный поезд с почтовым вагоном.

— Но и я могу сделать то же самое! — возбужденновосклицает Эраст Петрович.

Патриот почтового дела строго на это отвечает:

— Возможно, у вас в России такое и допустимо, но тольконе в Европе. Хм, предположим, француза подкупить еще можно, но при пересадке вБерлине у вас ничего не выйдет — почтовые и железнодорожные чиновники вГермании славятся своей неподкупностью.

— Неужели все пропало? — восклицает по-русскивконец отчаявшийся Фандорин.

— Что, простите?

— Так вы считаете, что пари я проиграл? — унылоспрашивает «князь», вновь переходя на английский.

— А в котором часу ушло письмо? Впрочем, неважно. Дажеесли вы прямо отсюда броситесь на вокзал, уже поздно.

Слова англичанина производят на русского аристократамагическое действие.

— В котором часу? Ну да, конечно! Сегодня еще июнь!Морбид заберет письма только в десять вечера! Пока она перепишет… Азашифровать? Ведь не пошлет же она прямо так, открытым текстом? Непременнозашифрует, а как же! А это значит, что пакет уйдет только завтра! И придет нешестого, а седьмого! По-нашему, двадцать пятого июня! У меня день форы!

— Я ничего не понимаю, prince, — разводит рукамидиректор, но Фандорина в кабинете уже нет — за ним только что захлопнуласьдверь.

Вслед несется:

— Your Highness, ваша трость!.. Ох уж, эти русскиеboyars.

И, наконец, вечер этого многотрудного, будто окутанноготуманом, но очень важного дня. Воды Ла-Манша. Над морем бесчинствует последнийиюньский закат. Паром «Герцог Глостер» держит курс на Дюнкерк. На носу стоитФандорин истинным бриттом — в кепи, клетчатом костюме и шотландской накидке.Смотрит он только вперед, на французский берег, приближающийся мучительно медленно.На меловые скалы Дувра Эраст Петрович ни разу не оглянулся.

Его губы шепчут:

— Только бы она подождала с отправкой до завтра. Толькобы подождала…

Сочное летнее солнце разрисовало пол в операционном залепетербургского Главного почтамта золочеными квадратами. К вечеру один из них,превратившись в длинный прямоугольник, добрался до окошка «Корреспонденция довостребования» и моментально нагрел стойку. Стало душно и сонно, умиротворяющежужжала муха, и сидевшего в окошке служителя разморило — благо потокпосетителей потихоньку иссякал. Еще полчасика, и двери почтамта закроются, атам только сдать учетную книгу, и можно домой. Служитель (впрочем, назовем егопо имени — Кондратий Кондратьевич Штукин, семнадцать лет службы по почтовомуведомству, славный путь от простого почтальона к классному чину) выдалбандероль из Ревеля пожилой чухонке со смешной фамилией Пырву и посмотрел,сидит ли еще англичанин.

Сидел англичанин, никуда не делся. Вот ведь нация упорная.Появился англичанин с самого утра, едва открылся почтамт, и как уселся сгазетой возле стенки, так весь день и просидел, не пил, не ел, даже, пардон, понужному делу ни разу не отлучился. Чистый истукан. Видно, назначил ему тут кто-товстречу, да не пришел — у нас это сколько угодно, а британцу невдомек, народдисциплинированный, пунктуальный. Когда кто-нибудь, особенно если иностранноговида, подходил к окошку, так англичанин весь подбирался и даже синие очки насамый кончик носа сдвигал. Но все не те оказывались. Наш давно бы ужевозмутился, руками замахал, стал бы всем вокруг жаловаться, а этот уткнулся всвою «Таймс» и сидит.

Или, может, податься человеку некуда. Приехал прямо свокзала — вон у него и костюм дорожный клетчатый, и саквояж — думал, встретят,ан нет. Что ж ему остается делать? Вернувшись с обеда, Кондратий Кондратьевичсжалился над сыном Альбиона, подослал к нему швейцара Трифона спросить — ненужно ли чего, но клетчатый только раздраженно помотал головой и сунул Трифонудвугривенный: отстань, мол. Ну, как хочешь.

У окошка возник мужичонка, по виду из кучеров, сунул мятыйпаспорт:

— Глянь-ка, мил человек, нет ли чего для Круга НиколыМитрофаныча?

— Откуда ожидаешь? — строго спросил КондратийКондратьевич, беря паспорт.

Ответ был неожиданным:

— С Англии, с города Лондону.

Самое удивительное, что письмо из Лондона нашлось — тольконе на «К», а на латинское «С». Ишь ты, «Mr. Nickolas М. Croog» выискался! Чеготолько не насмотришься на выдаче до востребования.