— Да это точно ты? — не столько из сомнения,сколько из любопытства спросил Штукин.

— Не сумлевайся, я, — довольно грубо ответилкучер, залез в окошко своей лапищей и цапнул желтый пакет со срочным штампом.

Кондратий Кондратьевич сунул ему учетную книгу.

— Расписываться умеешь?

— Не хужей других. — И хам поставил в графе«получено» какую-то раскоряку.

Проводив неприятного посетителя рассерженным взглядом,Штукин привычно покосился на англичанина, но тот исчез. Должно быть, отчаялсядождаться.

Эраст Петрович с замиранием сердца поджидал кучера на улице.Вот тебе и Николас Кроог! Чем дальше, тем непонятней. Но главное — шестидневныймарш-бросок через всю Европу был не напрасен! Опередил, догнал, перехватил!Теперь будет что шефу предъявить. Только бы не упустить этого Круга.

У тумбы дремал нанятый на весь день извозчик. Он совсемосовел от вынужденного безделья и очень страдал, что запросил с чудного баринавсего пять рублей — за такую муку мученическую можно было и шесть взять. Увидевнаконец-то появившегося седока, извозчик приосанился и подобрал вожжи, но ЭрастПетрович и не взглянул в его сторону.

Появился объект. Спустился по ступенькам, натянул синююфуражку и направился к стоявшей неподалеку карете. Фандорин не спеша двинулсяследом. У кареты объект остановился, снова сдернул фуражку и, поклонившись,протянул желтый пакет. Из окна высунулась мужская рука в белой перчатке, взялапакет.

Фандорин заспешил, чтобы успеть рассмотреть лицонеизвестного. И успел.

В карете, рассматривая на свет сургучные печати, сиделрыжеволосый господин с пронзительными зелеными глазами и россыпью веснушек набледном лице. Эраст Петрович сразу его признал — как же, мистер ДжеральдКаннингем собственной персоной, блестящий педагог, друг сирот и правая рукаледи Эстер.

Получалось, что извозчик протомился зря, — адресмистера Каннингема узнать нетрудно. Пока же было дело более срочное.

Кондратия Кондратьевича ждал сюрприз: англичанин вернулся.Теперь он ужасно спешил. Подбежал к пункту приема телеграмм, просунул голову всамое окошко и стал диктовать Михал Николаичу что-то очень спешное. И МихалНиколаич тоже как-то засуетился, заторопился, что вообще-то было на него малопохоже.

Штукину стало любопытно. Он поднялся (благо, посетителей небыло) и как бы прогуливаясь, отправился на другую сторону зала, к телеграфномуаппарату. Остановился возле сосредоточенно работающего ключом Михал Николаича,немножко изогнулся и прочел наскоро накорябанное:

«В Сыскное управление Московской полиции. Крайне срочное.Статскому советнику господину Бриллингу. Вернулся. Прошу немедля со мнойсвязаться. Жду ответа у аппарата. Фандорин».

Вон оно что, теперь понятно. Штукин взглянул на«англичанина» по-новому. Сыскной, значит. Разбойников ловим. Ну-ну.

Агент пометался по залу минут десять, не больше, а МихалНиколаич, оставшийся ждать у аппарата, уж подал ему знак рукой и потянул лентуответной телеграммы.

Кондратий Кондратьевич тут как тут — прямо с ленты прочел:

«Г-ну Фандорину. Господин Бриллинг находится в СПб. Адрес:Катенинская, дом Сиверса. Дежурный чиновник Ломейко».

Это сообщение почему-то несказанно обрадовало клетчатого. Ондаже в ладоши хлопнул и спросил у заинтересованно наблюдавшего Штукина:

— Катенинская улица это где? Далеко?

— Никак нет-с, — учтиво ответил КондратийКондратьевич. — Тут очень удобно. Садитесь на маршрутную карету, выходитена углу Невского и Литейного, а далее…

— Ничего, у меня извозчик, — не дослушал агент и,размахивая саквояжем, побежал к выходу.

Катенинская улица Эрасту Петровичу очень понравилась. Онавыглядела точь-в-точь так же, как самые респектабельные улицы Берлина или Вены:асфальт, новенькие элетрические фонари, солидные дома в несколько этажей. Однимсловом, Европа.

Дом Сиверса с каменными рыцарями на фронтоне и с яркоосвещенным, несмотря на светлый еще вечер, подъездом был особенно хорош. Да гдееще жить такому человеку, как Иван Францевич Бриллинг? Совершенно невозможнобыло представить его обитателем какого-нибудь ветхого особнячка с пыльнымдвором и яблоневым садом.

Услужливый швейцар успокоил Эраста Петровича, сказал, чтогосподин Бриллинг дома, «пять минут как прибыли-с». Все сегодня шло у Фандоринапо шерстке, все удавалось.

Скача через две ступеньки, взлетел он на второй этаж ипозвонил в начищенный до золотого блеска электрический звонок.

Дверь открыл сам Иван Францевич. Он еще не успелпереодеться, только снял сюртук, но под высоким накрахмаленным воротничкомпосверкивал радужной эмалью новенький владимирский крест.

— Шеф, это я! — радостно объявил Фандорин,наслаждаясь эффектом.

Эффект и в самом деле превзошел все ожидания.

Иван Францевич прямо-таки остолбенел и даже руками замахал,словно хотел сказать: «Свят, свят! Изыди, Сатана!»

Эраст Петрович засмеялся:

— Что, не ждали?

— Фандорин! Но откуда?! Я уж не чаял увидеть вас вживых!

— Отчего же? — не без кокетства поинтересовалсяпутешественник.

— Но как же!..Вы бесследно исчезли. Последний раз васвидели в Париже двадцать шестого. В Лондон вы не прибыли. Я запросил Пыжова —отвечают, бесследно исчез, полиция ищет!

— Я послал вам из Лондона подробное письмо на адресМосковского сыскного. Там и про Пыжова, и про все остальное. Видимо, несегодня-завтра прибудет. Я же не знал, что вы в Петербурге.

Шеф озабоченно нахмурился:

— Да на вас лица нет. Вы не заболели?

— Честно говоря, ужасно голоден. Весь день караулил напочтамте, маковой росинки во рту не было.

— Караулили на почтамте? Нет-нет, не рассказывайте. Мыпоступим так. Сначала я дам вам чаю и пирожных. Мой Семен, мерзавец, третийдень в запое, так что хозяйствую один. Питаюсь в основном конфектами ипирожными от Филиппова. Вы ведь любите сладкое?

— Очень, — горячо подтвердил Эраст Петрович.

— Я тоже. Это во мне сиротское детство застряло. Ничегоесли на кухне, по-холостяцки?