— Зуров, вы?! — просипел Фандорин, наконецуразумев, что все еще находится не на том свете, а на этом.

— Не «вы», а «ты». Мы на брудершафт пили, забыл?

— Но за-зачем? — Эраста Петровича снова началоколотить. — Непременно хотите сами меня прикончить? Вам что, премию за этообещал этот ваш Азазель? Да стреляйте, стреляйте, будь вы прокляты! Надоели вымне все хуже манной каши!

Про манную кашу вырвалось непонятно откуда — должно быть,что-то давно забытое из детства. Эраст Петрович хотел и рубаху на груди рвануть— вот, мол, тебе моя грудь, стреляй, но Зуров бесцеремонно тряхнул его заплечи.

— Кончай бредить, Фандорин. Какой Азазель? Какая каша?Дай-ка я тебя в чувство приведу. — И незамедлительно влепил измученномуЭрасту Петровичу две звонкие оплеухи. — Это же я, Ипполит Зуров.Немудрено, что у тебя после таких напастей мозги расквасились. Ты обопрись наменя. — Он обхватил молодого человека за плечи. — Сейчас отвезу тебяв гостиницу. У меня тут лошадка привязана, у этого (он пнул ногой недвижноетело Пыжова) — дрожки. Домчим с ветерком. Обогреешься, хватанешь грогу иразъяснишь мне, что у вас здесь за шапито такое творится.

Фандорин с силой оттолкнул графа:

— Нет уж, это ты мне разъясни! Ты откуда (ик) здесьвзялся? Зачем за мной следил? Ты с ними заодно?

Зуров сконфуженно покрутил черный ус.

— Это в двух словах не расскажешь.

— Ничего, у меня (ик) время есть. С места не тронусь!

— Ладно, слушай.

И вот что поведал Ипполит.

* * *

— Думаешь, я спроста тебе адрес Амалии дал? Нет, братФандорин, тут целая психология. Понравился ты мне, ужас как понравился. Есть втебе что-то… Не знаю, печать какая-то, что ли. У меня на таких, как ты, нюх. Ябудто нимб у человека над головой вижу, этакое легкое сияние. Особые это люди,у кого нимб, судьба их хранит, от всех опасностей оберегает. Для чего хранит —человеку и самому невдомек. Стреляться с таким нельзя — убьет. В карты несадись — продуешься, какие кундштюки из рукава ни мечи. Я у тебя нимбразглядел, когда ты меня в штосс обчистил, а потом жребий на самоубийствометать заставил. Редко таких, как ты, встретишь. Вот у нас в отряде, когда вТуркестане пустыней шли, был один поручик, по фамилии Улич. В любое пекло лез,и все ему нипочем, только зубы скалил. Веришь ли, раз под Хивой я собственнымиглазами видел, как в него ханские гвардейцы залп дали. Ни царапины! А потомкумысу прокисшего попил — и баста, закопали Улича в песке. Зачем его Господь вбоях сберег? Загадка! Так вот, Эразм, и ты из этих, уж можешь мне поверить.Полюбил я тебя, в ту самую минуту полюбил, когда ты без малейшего колебанияпистолет к голове приставил и курок спустил. Только моя любовь, братФандорин, — материя хитрая. Я того, кто ниже меня, любить не могу, а тем,кто выше, завидую смертно. И тебе позавидовал. Приревновал к нимбу твоему, квезению несусветному. Ты гляди, вот и сегодня ты сухим из воды вышел. Ха-ха, тоесть вышел-то, конечно, мокрым, но зато живым, и ни царапинки. А с виду —мальчишка, щенок, смотреть не на что.

До сего момента Эраст Петрович слушал с живым интересом идаже слегка розовел от удовольствия, на время и дрожать перестал, но на «щенка»насупился и два раза сердито икнул.

— Да ты не обижайся, я по-дружески, — хлопнул егопо плечу Зуров. — В общем, подумал я тогда: это судьба мне его посылает.На такого Амалия беспременно клюнет. Приглядится получше и клюнет. И все,избавлюсь от сатанинского наваждения раз и навсегда. Оставит она меня в покое,перестанет мучить, водить на цепке, как косолапого на ярмарке. Пускаймальчугана этого своими казнями египетскими изводит. Вот и дал тебе ниточку,знал, что ты от своего не отступишься… Ты плащ-то накинь и на, из фляги хлебни.Изыкался весь.

Пока Фандорин, стуча зубами, глотал из большой плоской флягиплескавшийся на донышке ямайский ром, Ипполит набросил ему на плечи свойщегольский черный плащ на алой атласной подкладке, а затем деловито перекатилногами труп Пыжова к кромке набережной, перевалил через бордюр и спихнул вводу. Один глухой всплеск — и осталась от неправедного губернского секретарятолько темная лужица на каменной плите.

— Упокой, Господи, душу раба твоегоне-знаю-как-звали, — благочестиво молвил Зуров.

— Пы-пыжов, — снова икнул Эраст Петрович, нозубами, спасибо рому, больше не стучал. — Порфирий Мартынович Пыжов.

— Все равно не запомню, — беспечно дернул плечомИпполит. — Да ну его к черту. Дрянь был человечишко, по всему видать. Набезоружного с пистолетом — фи. Он ведь, Эразм, убить тебя хотел. Я, междупрочим, жизнь тебе спас, ты это понял?

— Понял, понял. Ты дальше рассказывай.