— Мне так жаль, мой дорогой. Я тоже видела их вчера, и тоже сначала поверила… ну вдруг. Может, потому, что тоже очень ясно их помню, и тебя помню в то время. Я всегда восхищалась тобой, тем, каким ты стал, несмотря на все это. И очень хотела, чтобы хоть один праздник был праздником. А потом этот кошмар и эта память… Мне так жаль…

Лин кивнул, принимая сочувствие с благодарностью, — он знал, что это не просто слова.

— Мы не можем изменить прошлое, сеньора, но можем позаботиться о будущем. И мы это сделаем. Возможно, это не последняя их уловка — раз они бьют уже не по телу, а в самую душу, то нам тоже пора менять тактику. Я этим займусь.

Беатрис грустно улыбнулась:

— Хоть пару выходных возьми, когда все уляжется. Медовый месяц все-таки…

Лин тоже ответил улыбкой:

— Посмотрим.

Попрощавшись с сеньорой, он направился к главной площади. Подумал, что надо отозвать ребят с северного участка и со станции тоже. Людей успокоили — и ладно, можно только дежурных оставить. Сейчас, конечно, как обычно, появится искушение закрыть все настоящие и мнимые дыры, выставить побольше на вахту, — но это неправильно, он уже знал. Людям надо восстановиться, да и ожидание изматывает иногда хуже, чем битва. Особенно когда не знаешь, чего ждать. И этого никто не знал, впервые не сработала ни одна ранее опробованная тактика. То, что ни один человек не погиб этой ночью, просто чудо, а не его заслуга. Возможно, дело в том, что при всем масштабе нападения в каждом отдельном случае сила была незначительной, рассчитанной больше на панику. Призраки максимум наносили ожоги и неглубокие раны, если к ним подходили близко (например, на радостях кидались в объятия). Плюс, разумеется, пожары, но с этим тут даже подростки знают, что делать, это еще в школе проходят. Да и дождь помог. Гораздо хуже настроения, посеянные этой атакой. Люди, увидевшие вчера своих близких, уход которых едва пережили, теперь подавлены и растерянны. Нет ничего хуже, чем пройти через такое дважды, так что хоть бы не началась волна самоубийств…

Итак, можно закрыть наземную границу города и в некоторой степени воздушную. Но как защититься от иллюзий, избежать ловушки разума? И почему в этот раз такое чувство, как будто что-то важное изменилось и это уже не исправить?

Порыв холодного ветра ударил в лицо, словно подтверждая мрачные мысли. И в то же мгновение в просвете тяжелых туч показалось солнце. Луч света упал на мокрую брусчатку, отразился в оконных стеклах, превратив их в золото. Коснулся щеки, как ласковой рукой, забрался под ресницы, заставив прикрыть воспаленные глаза, насладиться теплом… И погас. Лин поднял голову к небу, но там уже снова клубились грозовые облака. Тьма сгущалась в их середине, напоминая, что, хотя еще долго будет лето, дни уже становятся короче. И с каждым новым днем приближается самое темное время года.

— Ким, ты слушаешь?

Голос матери звучал издалека, будто сквозь стену. Впрочем, стена между ними действительно была, только они оба не хотели ее замечать. Он вернулся мыслями в гостиную, попытался сосредоточиться.

— Да, слушаю.

— И что ты можешь сказать?

— Насчет чего?

Он понимал, как глупо сейчас выглядит и что она, скорее всего, опять разозлится, но все же не мог вспомнить, о чем шла речь. Госпожа Лёвенберг всплеснула руками.

— Опять ты где-то в космосе. Тебя вообще что-нибудь волнует в этой жизни — что-нибудь связанное с реальностью? Будущее твоего народа, например? — Она сделала паузу, не предполагающую ответа. — Или хотя бы твое собственное будущее?

Будущее Кима очень даже волновало, особенно в последнее время. Вот только вряд ли это хорошая тема для беседы. Он решил пропустить оправдания — так быстрее — и сказал примирительно:

— Извини, мам, я отвлекся. Повтори, пожалуйста.

— Я спрашиваю, что ты скажешь насчет девушки?

— Какой девушки?

— Которая с Эриком, — подсказал сидевший в соседнем кресле Давид. Так он иногда подсказывал Киму на уроках, когда тот задумывался о чем-то своем, что случалось довольно часто. Но госпожу Лёвенберг братская солидарность не порадовала, а еще больше разозлила.

— Эльм и Союзники, да ты вообще слушал? Девушка Аста… Какое дурацкое имя, — добавила она почему-то с досадой. — Девушка Аста, которая помогает этому балбесу в поиске сокровища. Ты что-нибудь о ней узнал в городе?

Он вспомнил джинсовую куртку, длинные светлые волосы, синюю косынку со звездами. Сдержанную, но приветливую улыбку, когда Аста подошла к нему у автомата и помогла купить билет. Тонкие пальцы, легкие шаги… То есть да, он многое уже знал. Только вряд ли это то, о чем его спрашивают.

— Кажется, она не очень ладит с этим Эриком, — вспомнил он подслушанный на вечеринке разговор. — И хотя брат у нее погиб в Арнэльме, сама она не из города и, судя по всему, раньше ничего о нем не слышала. Эрик так и сказал ей: «Знала бы больше — сама бы сбежала».

— То есть она тут без году неделю и уже ищет сокровище. Хм… — Мать задумалась. — Вот что, мои дорогие. Глаз с нее не спускать. С Эрика, само собой, тоже, но с нее особенно. Это тебе, Ким, отдельное поручение. Она тут играет какую-то важную роль, Арна никого просто так не зовет, она что-то задумала. А ты, — она повернулась к Давиду, и сразу тон ее стал менее напряженным, почти просительным, — следи за Эриком, хорошо? Они скоро оба поедут в Пфорцхайм, как только откроется музей. У меня есть там пара знакомых на площади Семи Сокровищ, тоже приглядят и помогут вам, если что, но и вы смотрите в оба. Эти ребята не так просты, как кажутся, как бы чего-нибудь нам не упустить.

Она разгладила на коленях длинную юбку, приготовилась встать.

— У меня вопрос, — откликнулся Давид.

Ким позволил себе расслабиться — у него тоже были вопросы, и, вероятно, те же, что у брата. На вопросы и просьбы Давида мать всегда отвечала охотнее, спокойнее, отказывала реже. Иногда Ким пользовался этим, прося брата что-нибудь сказать или попросить, и всегда потом чувствовал вину — как будто взял тайком что-то, что и так ему принадлежало.

Госпожа Лёвенберг с готовностью повернулась к сыну:

— Да?

— Ничего, что мы всем этим занимаемся — в смысле, слежкой и всем остальным, не пройдя посвящения? То есть мы, конечно, умеем перемещаться и вообще много чего умеем, но без Союзников сложновато будет.

Мать явно ждала этого вопроса и спокойно кивнула:

— Ничего. Союзники не против, и вы же будете следить за Астой и Эриком во внешнем мире, а там и ваших способностей хватит. К тому же… — Она замолчала, то ли всерьез раздумывая, приоткрыть ли завесу тайны, то ли просто желая поддразнить их любопытство. — Скоро нам помощь Союзников уже не понадобится.

Оба сына посмотрели на нее ошарашенно, даже Ким вынырнул на минуту из своих раздумий. Давид нашелся первым: