— Ты хочешь сказать…

— Да. Как только мы найдем Сердце и вернем себе землю, мы разорвем договор.

— Но… Ты же понимаешь, чего это будет стоить?!

Она и этого ожидала, конечно. Ответила все тем же ровным тоном, в котором таилось самодовольство:

— Конечно, понимаю, мой мальчик. Но ваша мама уже обо всем подумала и договорилась.

— И что, ты отдашь им наших людей? И нас тоже?

Мать даже рассмеялась — таким горячим и наивным было его удивление, почти страх.

— Ну конечно же, нет. Никому я вас не отдам, да и других тоже. У Союзников свет на нас клином не сошелся — им не нужны именно мы, им нужны просто слуги. Просто люди. А у нас тут как раз целый город под боком — много людей…

Она еще что-то говорила, объясняла, но Ким снова не слушал. Ему показалось, что он стоит один на маленьком островке среди непроходимых топей, и кромка мутной, хищной воды плещется уже у самых ног — а берега не видно, куда ни глянь.

Прошла неделя с того праздничного вечера, что обернулся кошмаром. Мусор на берегу убрали, и вода в реке вскоре и правда очистилась — видимо, заклятие было временным, но набирать ее не спешили, пока арнэльмские ученые не выяснили, что это безопасно. Заново наполнили все баки, привели в порядок улицы и площади. Погода все это время стояла хмурая и холодная, будто вдруг среди лета наступила осень. Серое небо низко склонилось над городом, почти касаясь красных его крыш, словно стараясь обнять и утешить.

Город держался мужественно. Идя на работу или за покупками, Аста замечала, что там, где еще вчера было пепелище или полусгоревший остов дома, сегодня — чисто убранная площадка и аккуратные ряды строительных блоков, а завтра — уже висящий в воздухе каркас нового жилища. Казалось, город легко восстанавливается, заживляя раны на своем теле. И лишь присмотревшись повнимательнее, поговорив с людьми, можно было понять, какой это тяжелый труд.

В это время все работали почти без перерывов, несмотря на усталость и горе. На следующий же день после нападения из госпиталя прилетела весть, что трое человек умерли от полученных ожогов. Потом — еще один, за ним еще двое. Лин ходил мрачный. А потом он куда-то пропал, и Аста узнала, что он заболел. Простуда, перенесенная на ногах, аукнулась воспалением в суставах, проникла в некогда переломанные кости. И неизвестно, чем в этот раз дело кончится.

В доме Тео тоже не все было ладно. Дед будто бы постарел сразу лет на десять. Всю ту ночь он помогал убирать последствия атаки, а утром слег с одышкой. Аста надеялась, что он хоть немного отдохнет, но напрасно — через день историк уже был в школе, куда родители, занятые восстановлением города, днем приводили детей. Тайсу Аста видела редко — она теперь разрывалась между работой, домом и больным мужем. Дед один раз сходил к Лину и вернулся в сильном раздражении. Налил себе рюмку абрикосовой водки, крепкой, хоть узор на металлах трави, и выпил, стоя у серванта.

— Это неизвестно что, понимаешь ты? — пожаловался он, увидев в дверях Асту, застывшую в нерешительности: то ли помочь чем-то, то ли исчезнуть. — Я ему говорил, тогда еще, как только простудился, — ты калекой так останешься на всю жизнь, с твоей-то историей. Ляг да полежи пару дней, не упадет с тебя твоя кризанта, и город не рассыплется. А угробишь себя — кому это вообще тогда все надо? Не понимает. Нет, говорит, нельзя мне болеть, нельзя им показывать, что они меня достали. Но они еще что-то придумают, а у тебя жена, дети… может быть, скоро будут. Отцова память колыбельную не споет, сам что ли, не знаешь? Ох…

Выдохнул с силой, будто давя в себе скрытые слезы. Налил еще рюмку и ушел в свой кабинет, где просидел почти до утра. А наутро опять пошел в школу, хотя Аста уговаривала его остаться дома. А она до этого дня все гадала, в кого же это Лин такой упрямый.

Что до его истории, то она как-то сразу поняла — об этом лучше не спрашивать. Лучше и не знать, тем более что вряд ли уже чем-то поможешь. Да и куда ей в чужую жизнь влезать, в своей бы разобраться для начала.

Ей не давали покоя и мысли о Свене. С ним Аста встретилась вечером на следующий же день после той ужасной ночи и их поцелуя — там, в убежище, на краю неизвестности. Мысли путались, оба были слишком измучены, чтобы говорить о важном. И все же Аста сказала:

— Слушай, я не хочу ничего решать второпях. Я тебе не отказываю, но давай сначала познакомимся как следует. А потом вместе подумаем, что дальше. Идет?

Свен ничего, согласился, поцеловал ее на прощание. Снова сердце рванулось навстречу, как пес с поводка при виде любимого хозяина. Но Аста сказала ему: «Успокойся. Не все сразу» — и пошла заниматься делами.

А что делать, когда не знаешь, что делать, но все же хочешь заняться чем-то полезным? Правильно, затеять генеральную уборку.

Аста давно хотела за нее взяться и теперь решила не откладывать — дом натерпелся страху в ту ночь, и о нем стоило позаботиться. К тому же это прекрасный способ привести мысли в порядок.

В субботу Тео с самого утра работал над хроникой, Ирис спала в кресле в гостиной, свесив одно крыло — при пожаре ей досталось горящим обломком. К счастью, кость не задело и обошлось без инфекции, но отек все еще держался, так что Ирис даже не ходила на свою обычную ночную охоту. Ела из рук, иногда тихонько поскуливая, когда неосторожное движение причиняло ей боль; покорно терпела перевязки, а в остальное время спала. Когда Аста принялась убирать гостиную, Ирис приоткрыла один глаз и, не заметив ничего интересного, снова закрыла его и уснула. Она явно была не из тех, кто с удовольствием смотрит, как работают другие.

Аста вымела из всех углов пыль и мелкий мусор, приносимый с улицы, вымыла полы, стекла, протерла зеркала, на кухне вычистила до блеска шарики меркары. Потом она развесила свежие полотенца и отправила в стирку легкие цветастые занавески. Стирка после переезда из рутины превратилась в развлечение. Всего-то и нужно было, что сложить белье в большой таз, бросить туда мешочек с мыльными орехами и запустить волчок — простой механизм, размером с ладонь. Опущенный точно в середину, он приводил в движение всю воду вместе с бельем, поднимая пену, и от него расходились в стороны узорчатые радужные круги. Выглядело гипнотизирующе красиво. Отжимать белье, правда, приходилось вручную, на специальном прессе, но, опять же, благодаря его удачной конструкции это было совсем не трудно и занимало буквально пару минут. И волчок, и пресс сконструировал отец Свена, который был не только кузнецом, но и механиком-изобретателем. Теперь такие вещи были почти в каждом доме.

В ожидании, когда закончится стирка, чувствуя приятную усталость, Аста прохаживалась по дому, посматривая, не надо ли еще где-нибудь убрать. И на втором этаже в конце коридора она заметила скамейку. Во время уборки та смирно стояла на кухне у окна и даже ни разу не попалась под ноги, а теперь, видимо, решила прогуляться.

— Ну что, — сказала Аста, наклонившись и взяв скамейку в руки. — Здорово мы с тобой прибрались?