Туман медленно и очень неохотно поднимался вверх и таял в воздухе. Будущий Златокудр призадумался над ручьем, явно соображая, как бы с него голову макнуть, а Катерина на четвереньках выползла из куста, попала рукой в какую-то ямку, и чуть не влетела с размаху в ноги Степану.

– Чего ты тут ползаешь, скажи на милость? – Cтепан бесцеремонно её поднял, и поволок за собой. – Побежали, а то не понятно, как там Киру с этой дамой в перьях общаться!

Киру в самом деле приходилось туго. Алконост просыпалась с трудом, пыталась куда-то лететь, бестолково хлопала крыльями и кричала. Кир, не зная, как бы её удержать, просто закатал Свирель в плащ Степана, и стянул для надежности своим ремнем. А теперь с выражением крайней муки на лице, зажимал уши, потому что вопли алконоста пронзали голову на манер острых спиц. Степан, увидев друга в столь затруднительном положении, да ещё со сползающими штанами, которые Кир пытался придерживать, не отрывая ладоней от ушей, по-приятельски разразился хохотом. Свирель возмущенно вскрикнула, и теперь уже Степан скорчился, зажимая уши, а Катерина как шла, так и продолжала идти, словно воплей и не слыхала. Свирель закричала ещё более отчаянно, так, что с ближайшего дерева обломилось несколько веток, и посыпалась листва. А девочка спокойно приближалась. Алконост перестала биться и кричать, а прищурилась и вгляделась внимательнее. Кир видел, что губы Катерины чуть шевелятся, словно она напевает что-то.

– Кто ты? – голос Свирели был нежный и мелодичный, будто и не она только что выстреливала в них звуковыми снарядами.

– Я – сказочница. Зовут меня Катерина. И я хочу тебе сказать, что твоя дочь нашлась! Рада с зимы в Лукоморье, и ты её скоро увидишь!

Свирель склонив головку на бок вслушивалась в звучание Катиного голоса, впитывала её слова, словно смаковала их, а потом сделала какое-то движение, и плащ превратился в летящие по воздуху даже не клочки, а волоконца из которых была соткана ткань, ремень Кира и вовсе распался на неуловимо мелкие останки, только застёжка брякнула о какой-то камень. И из этого мусора вырвалась не дама в перьях, как её между собой назвали мальчишки, а красавица-птица алконост. Лицо сияло, волосы завились крупными кольцами, руки оглаживали перышки на крыльях, и всё это великолепие чуть не сбило с ног Катерину.

– Ты говоришь правду? Да, правду, я слышу! Только сказочница может идти против моего крика! Как она? Как моя маленькая и любимая? Это она тебя научила песне, которую ты сейчас про себя пела? Сколько же я по Радушке тосковала и звала её! Я чуть в сирина не обратилась от страдания! Где она? Оооо! Как же я мечтаю поскорее её увидеть и услышать! Так почему мы стоим, а не летим к моей доченьке? Да что ты стоишь? А эти что тут делают? И почему вон тот завязал меня в тряпку?? Он враг? Его убить? – Свирель свирепо осмотрела Кира и вдохнула побольше воздуха.

– Стой! Он друг! Ты спала в тумане, а когда начала просыпаться, то немного не сразу проснулась. Он побоялся, что ты ударишься и крыло сломаешь, или как-то поранишься! – Катерина старалась говорить как можно более убедительно.

Свирель выдохнула, и гораздо более снисходительно осмотрела Кира. – А этот? Он надо мной смеялся! – она перевела взгляд на Степана, попятившегося и замотавшего головой.

– Это тоже друг, и смеялся он не над тобой! Что ты, тобой только восхищаться можно! Он над Киром смеялся! Тот сейчас штаны потеряет. Ремень он использовал, чтобы тебя обезопасить!

Свирель осмотрела Кира, отчаянно покрасневшего и двумя руками судорожно вцепившегося в штаны. Потом перевела взгляд на Степана. – Дааа, я вижу, что мужчины не изменились ни на пушинку! Что взрослые, что птенцы. Ладно, так какая она Рада??? – Свирель чем-то неуловимо напомнила Жарусю, поэтому Катерина легко нашла нужный тон в разговоре, и рассказала заботливой маме алконосту, какая красавица и умница у неё Рада! Мальчишки стояли ошалевшие, и чем больше слышали Свирель, тем больше отрешались от действительности, и впадали в какую-то блаженную невесомость.

– Так, я не поняла! Степан! Почему ты не трубишь? Как наши должны узнать, где мы? – Катерина вдруг сообразила, что знак-то не подан. Повернулась к Степану и вздохнула. Глаза у него были полузакрыты и явно расфокусированы. Киру досталось ещё больше, судя по тому, что он напрочь забыл про то, что штаны у него не держатся, отпустил их, развел руки в стороны, словно собирался взлететь, и явил миру темно-синие боксерские трусы с веселеньким рисуночком из желтых костей и черепов. – Блин! Один сейчас из брюк вылетит, вот-вот крыльями замашет! Второй глаза собрать не может в кучку! Остолопы!!! – Катерина переглянулась со Свирелью, ошарашено осматривающей черепа и кости, а потом они дружно и заговорщицки рассмеялись.

– Я и не думала сейчас петь. Я просто очень рада. Вот им и досталось, – Свирель вытерла миниатюрными ручками, выступившие от смеха слезы, и посоветовала, кивнув на Кира. – Ты этого прикрой хоть чем-нибудь, а то меня очень смешит этот его узорчик на портках, боюсь, если я и дальше смеяться буду, они оба ещё долго в себя не придут!

Катерина подумала, достала из сумки зеленый плед, и накинула его на замершего Кира, застегнув на боку той же самой английской булавкой, которой прикалывала записку. – Штаны ему одевать не буду, обойдется! Не хватало ещё! – проворчала она про себя, осматривая результат. – Вполне, вполне. Ему пледик даже идет под цвет глаз! Главное, чтобы он сразу никуда не побежал, когда в себя придет, а то штаны его капитально стреножили!

Она обошла стоящего столбом Степана, сняла у того с перевязи серебряный рог, и с силой подула в него.

Волк и Сивка появились очень быстро. Но, первой к ним неслась Жаруся, крепко держа в коготках маленький комок перьев, кудряшек и буйной радости! У Катерины возникло ощущение, что она находится в эпицентре взрыва. От Свирели и Рады шли мощные, осязаемые, практически видимые волны эйфории. Волка и Сивку отбросило в стороны, Кот слетел со спины Сивки и с радостным мявом, шаловливо размахивая всеми четырьмя лапами и хвостом, полетел вниз, его сумела изловить Жаруся, которая хоть и покачивалась в воздухе, единственная из Катиных спутников более-менее осталась в себе. Волк и Сивка приземлились в таком ликовании, что Сивка стал вытанцовывать хитрые коленца, выкидывая ноги в стороны на манер циркового коня, а Волк незамысловато облизал Катерине лицо и начал кататься на спине вокруг. Баюн, свисал радостной тряпкой в коготках Жаруси и орал какую-то оглушительную кошачью арию.

Катерина с трудом уклоняясь от копыт Сивки и огромных волчьих лап, мелькающих в воздухе, нашла в сумке флягу с ледяной водой и радуясь, что в ней налито не менее десяти ведер, щедро вылила часть на ухмыляющуюся морду Волка, часть на Сивку, а остальное на Баюна, которого Жаруся услужливо опустила прямо под поток ледяной воды. А потом Жар-Птица перелетела к алконостам и сердито что-то им просвистела. Свирель виновато покивала головой и немного отлетела в сторону вместе с Радой.

– Фррр, ффф, что это было? – первым в себя пришел Бурый. Он мотал головой, отфыркивался, а потом, вспомнив, что он только что делал, с протяжным стоном улегся на землю и лапами закрыл морду со стыда. Сивка удивленно осматривал взрытую его копытами землю, даже ноги поочередно осмотрел, видимо пытаясь сообразить, что же он такое вытанцовывал, а мокрый Баюн чрезвычайно укоризненно посмотрел на Катерину и заявил, что необходимости в столь кардинальных мерах не было никакой.