— Да нет, я в порядке, — отозвался Старыгин ивкратце рассказал о том, в каком положении обнаружил он пана Войтынского.

— Так вот, я сначала не понял, что изображено настаринных часах, до которых Войтынский пытался дотянуться. Весы, монах,склонившийся над больным.., травы.., и наконец разноцветные шары! А теперь всевстало на свои места! Весы это главный инструмент аптекаря, лечебные травы —здесь все понятно, именно травами всегда пользовались целители, а шары сглубокой старины были символом аптекарей, шары помещали в окна аптек и вешалинад их входом. И те же шары были в гербе семейства флорентийских правителейМедичи. Именно потому, что Медичи по-итальянски — это и значит медики, лекари,и предки правителей когда-то держали аптеку.., так что эти часы навернякапринадлежали когда-то герцогам из семейства Медичи!

— Медичи! — как эхо, повторила Катаржина, и на еелице появилось какое-то странное выражение. — Ведь история семействаМедичи на несколько столетий стала историей Флоренции. Восхождение роданачалось с Козимо Медичи, банкира, который за тридцать пять лет сумел подмятьпод себя все банки и стал некоронованным правителем Флоренции. И вы хотите сказать,что те часы принадлежали Медичи?

— Да, герцогам Медичи! — повторилСтарыгин. —Поскольку над шарами была герцогская корона, украшеннаявиноградными листьями. И именно на это хотел перед смертью указать Войтынский.То есть он считал это чрезвычайно важным…

— А «Ночной дозор» перед Прагой побывал во Флоренции, вмузее Уффици! — подхватила Катаржина. — Так что именно туда уходитслед! Нам нужно ехать в Италию!

— Вряд ли это получится, — Старыгинпомрачнел. — Вы же сами сказали, что меня разыскивают! Надо мной виситподозрение в убийстве, а теперь, возможно, и в двух!

— Тем более, вам нужно покинуть Чехию, — неуступала Катаржина. — И чем скорее, тем лучше!

— Меня задержат в аэропорту, при проверке документов!

— Значит, не нужно пользоваться самолетом! Поедем намашине, это проще всего!

— Вы хотите сказать, что на дороге документы проверяютне так тщательно?

— Да их, можно сказать, вовсе не проверяют.Единственное место, где могут попросить паспорт — это на границе Чехии сАвстрией, а австрийско-итальянскую границу можно проехать почти не снижаяскорости! Это же Евросоюз, можно сказать, одна страна!

За разговором они миновали пригороды Праги, и вдоль дорогипотянулись ухоженные поля, расчерченные на геометрически ровные прямоугольники.Вдали, на горизонте, промелькнула невысокая гора, увенчанная хорошосохранившимся замком с зубчатыми башнями, словно срисованным с детской книжкипро спящую красавицу. Затем за окном машины пролетели аккуратные домикинебольшой деревни, кирпичное здание пивоварни с высокой трубой, нарядныепалисадники. Справа появилось белое двухэтажное здание придорожногоресторанчика или, скорее, трактира — яркие резные ставни, кружевные занавески вокнах, реклама местного пива над входом.

— Пожалуй, надо поесть и отдохнуть, — проговорилаКатаржина, сворачивая на подъездную дорожку.

В зале было почти пусто, только пара краснолицых толстыхнемцев за угловым столом поглощала пиво и громко обсуждала достоинства чешскихженщин. Одна из этих самых женщин, рослая голубоглазая блондинка в клетчатом платьеи крахмальном переднике, подошла к посетителям и предложила им меню.

— Что вы предпочитаете? — спросила Катаржина.

— Только не кнедлики! — усмехнулся Старыгин,вспомнив комочки клейкого теста, которые ему подавали в самолете.

— Зря! — Катаржина покачала головой. — Какраз кнедлики здесь неплохо готовят!

— Лучше какую-нибудь рыбу.

— Могу предложить пану карпа, запеченного вшпике, — проговорила официантка.

Карп действительно оказался очень хорош, ароматная корочкабуквально таяла во рту. Катаржине принесли большую круглую котлету с молодымкартофелем и отдельно — что-то красное.

— Это наш местный сыр, называется «Хермлин», —пояснила она, — он очень хорош жареный с брусничным вареньем.

Старыгин только пожал плечами. Он так устал и измучился, чтосовершенно не интересовался изысками чешской кухни. Он отказался от пива, иКатаржина попросила принести белого вина.

— Вам надо расслабиться, — сказала она, притушивголос до мягкости. — То, что с вами происходит, кого угодно может выбить изколеи…

Он поглядел в темные глаза и подумал с благодарностью, чтопервое его впечатление об этой женщине было не правильным. Несмотря на резкийголос и внешнюю угловатость, пани Катаржине не чужда некоторая мягкость изаботливость, как и всякой женщине. За редким исключением, конечно.

Старыгин слегка опьянел от сытной еды и от вина, окружающиезвуки стали как-то глуше, впрочем в ресторане было тихо и пустынно, немцыуехали на своем «Мерседесе».

Завершив обед чашкой крепкого кофе, Катаржина подозвалаофициантку и спросила, нет ли при ресторане комнат.

— Мы хотели бы отдохнуть, нам сегодня еще долго ехать…

Старыгин удивленно взглянул на спутницу, но ничего несказал.

— Одна свободная комната есть, — сообщилаофициантка с двусмысленной ускользающей улыбкой, и через минуту принесла ключ.

Не слишком твердо ступая по шатким ступеням, Старыгинподнялся вслед за Катаржиной по лестнице, захлопнул дверь маленькой уютнойкомнаты, большую часть которой занимала огромная кровать, повернулся к своейпопутчице…

Дальнейшее было для него полной неожиданностью.

Доктор Катаржина Абст притянула его к себе и впилась в егогубы долгим жадным поцелуем. Обняв его левой рукой, правой она повернула ключ взамке. Старыгин выронил дорожную сумку, неуверенно покосился на дверь, за которойраздавались удаляющиеся шаги официантки, и обнял Катаржину. Она торопливорасстегивала его куртку, гладила горячими руками шею, запустила пальцы вволосы, затем мелкими острыми зубами прихватила ухо…

Старыгин забыл обо всем на свете, подхватил Катаржину ипонес к кровати. Отдельные детали одежды разлетались по комнате, как осенниелистья в бурю.

Действительно, все происходящее напоминало бурю своейстремительностью, неожиданностью и бешеным темпом. Катаржина жадно ибезжалостно набрасывалась на любовника, впивалась в его тело горячиминеутолимыми поцелуями, раздирала его кожу острыми ногтями. Во всем этом былобольше боли и борьбы, чем любви и наслаждения.

И, как всякая буря, это быстро кончилось.

Они лежали рядом, потные и изможденные, как выброшенные волнамина берег жертвы кораблекрушения, и темные короткие волосы Катаржины щекоталишею Старыгина.

Тут он несколько пришел в себя и с удивлением подумал, чтоже все это значит.

До сих пор он не замечал в своей спутнице ни малейшегопроявления женского интереса, да и она, признаться, была не в его вкусе —угловатая, резкая, насмешливая… Дмитрий Алексеевич предпочитал женщин мягких,нежных, романтичных.