— С того, что снимем номер в гостинице и приведем себяв порядок. Не знаю как ты, а я чувствую себя так, как будто неделю ночевала навокзалах. Спать в машине, знаешь ли, не слишком полезно…

Очень скоро Катаржина остановила машину возле дома свывеской недорогого отеля и сказала, что сама снимет номер на двоих и лучше,чтобы их не видели вместе.

— Хорошо, — кивнул Старыгин, — тогда я покакуплю кое-какие мелочи. Я, видишь ли, забыл в Праге бритву. И зубную щеткукажется…

Крошечный магазинчик располагался в доме напротив. Старыгинпересек узкую улочку и открыл стеклянную дверь. Нежно звякнул колокольчик. Вмагазинчике торговали всякой всячиной — непременными открытками с видамиФлоренции, глянцевыми путеводителями, яркими шелковыми платками, кепками сизображением купола Брунеллески, а также кожаными брелоками для ключей икошельками. В самом углу Старыгин нашел то, что нужно — на крошечном прилавкележали батарейки, дешевые темные очки, одноразовые бритвенные станки и зубныещетки.

В магазине было пусто, даже за прилавком у кассы никого небыло. Старыгин достал деньги и постучал по стеклу. Из-за занавески кто-токрикнул по-итальянски «Да-да, сейчас иду!».

И в это время ноздрей Старыгина достиг очень знакомыйаромат. Что-то свежее, весеннее, определенно так пахнут какие-то ранние цветы.Ландыши? Нет, ландыши резковаты и знакомы, их ни с чем не спутаешь. Фиалки?Старыгин задумался, как пахнут фиалки. Отчего-то ему казалось, что аромат болеенежный и весенний. Может быть, так пахнут подснежники… Хотя подснежники,кажется, вообще не пахнут. Или эти маленькие синенькие цветочки, которыепокрывают ковром перелески, едва только стает снег…

И аромат этот ему очень знаком. Старыгин поднял глаза к потолку,что-то стало наплывать, какое-то воспоминание, и в этот момент послышалсяшелест, и из-за стойки с открытками показалась женщина. Старыгин подавилизумленный возглас, потому что сразу же вспомнил запах ее духов, вспомнил, какв самолете он случайно прижался к ее плечу, и от его дыханья шевельнулась прядьсветлых волос у нее на щеке, и пахнуло свежим весенним ароматом.

Несомненно, это была она, его соседка по самолету. Та жесливочно-белая кожа, легкий розовый румянец, небрежно заколотые светлые волосы,плавные неторопливые движения. На миг они встретились глазами, и в ее взглядетоже проступило узнавание, по губам скользнула легкая улыбка. Старыгин сделалшаг к ней, задел стойку, и проклятая стойка повалилась на пол, рассыпавоткрытки. Тут же на шум выскочил из-за занавески маленький встрепанныйитальянец и запричитал, прижимая руки к сердцу. Старыгин отвлекся, поднимаяоткрытки, а когда поднялся с колен, женщина уже уходила. Приличия не позволилиему бежать за ней, да и зачем? Спросить, что она тут делает? Как она попала вИталию? Да точно так же, как и он, приехала на машине. В конце концов, этосовершенно не его дело, и мало ли какие бывают совпадения, Европа — континентмаленький…

Звякнул дверной колокольчик, и одновременно Старыгин уловилеще один звук. Что-то упало и покатилось по каменному полу. Он нагнулся иподнял дешевую безделушку — круглую коробочку из розовой эмали. Посредине былвыдавлен стилизованный цветок — не то ромашка, не то маргаритка. Лепестки унего были разного цвета — в общем цветик-семицветик из сказки.

Колокольчик звякнул отчаянно — это в магазин вихремворвалась Катаржина.

— Что это у тебя? — она цапнула из его рукнаходку, Старыгин и моргнуть не успел. — Зачем ты купил дамскую пудреницу?

— Да нет, это одна женщина уронила…

— Какая женщина? — сердито прищуриласьКатаржина. — Ты познакомился с какой-то другой женщиной? Господи, оставитьнельзя ни на минуту!

— Да что ты несешь! — возмутился Старыгин. —Яс ней ни слова не сказал, просто случайно столкнулись!

Он тут же опомнился — с чего это он вздумал оправдываться? Ис чего это она вздумала разговаривать с ним таким тоном, как будто они давниесупруги, и он только и делает, что пялится на посторонних молодых женщин, чтобыотдохнуть от надоевшей половины.

— Слушай, о чем мы вообще говорим? — Катаржинарассмеялась. — Извини, я очень ревнива, это у нас семейное…

— Твоя прабабушка зарубила своего мужа топором изревности? — язвительно поинтересовался Старыгин.

— Примерно так, — с этими словами она повернуласьк прилавку. — Иди к машине, тут разные подозрительные типы крутятся.

Она выскочила почти сразу за ним, купив все необходимое, исказала, что отдала пудреницу хозяину — вдруг та дама хватится пропажи ивернется. Старыгин отчего-то вздохнул и поймал себя на мысли, что предпочел бы отдатьвещь лично.

В номере он повалился на кровать, лениво наблюдая заКатаржиной, которая сновала по комнате, разбирая вещи. Неиссякаемая энергияэтой женщины его сильно удивляла.

— Что ты молчишь? — она присела рядом накровать. — Ты знаешь, где мы будем искать следы?

— Легко сказать, — недовольно отозвалсяСтарыгин, — откуда мне знать? Все, что я помню это часы с гербом Медичи.

— Здесь, во Флоренции, Медичи на каждом шагу, —возразила Катаржина, — недаром они правили городом несколько столетий,сначала, так сказать, на демократической основе, захватив всю финансовую властьв городе и добившись почетного звания «гонфалоньер справедливости», потом,вернувшись в освобожденный от французов город — уже в качестве великихгерцогов… Так что если ты вздумаешь проверить все гербы семьи Медичи, тебепридется болтаться по городу до второго пришествия…

— А тебе? — спросил Старыгин, улыбкой смягчивязвительный вопрос.

— Мне некогда, — серьезно ответила она, — уменя очень много важных и неотложных дел. Так что придумай, пожалуйста,что-нибудь…

С этими словами она сбросила одежду и закрыла за собой дверьванной, лишив тем самым Старыгина возможности ответить в таком духе, что онтоже прибыл в Европу не шутки шутить и не отдыхать, и что если ей так некогда,то зачем вообще она прилипла к нему, как банный лист сами понимаете к чему…

Он тут же устыдился своих мыслей, вспомнив, что это онавывезла его в Италию. И при этом рисковала. И вообще, она очень помогла ему вПраге. И поможет здесь… Хорошо, что он сдержался и не стал выяснять отношения,при ее вспыльчивом характере это вылилось бы в скандал.

Как уже говорилось, Дмитрий Алексеевич был личностьютворческой, но работу выбрал спокойную и тихую, можно сказать, кабинетную.Отдыхать он любил в кресле с хорошей книгой и с котом на коленях, оттого и неженился.

Под шум воды, доносящейся из ванной, Старыгин задремал. Но иво сне не было ему покоя. Перед глазами проплывали старые дома сполуразвалившимися башнями, мрачные средневековые подземелья с каменнымисводами, нависающими над головой. Ему слышались шаги, гулко стучащие покаменным плитам, он задыхался в спертом воздухе подвала…