– Что случилось? – спросил он,стараясь быть мягким и пушистым. Ссориться с госпожой Мамзелькиной определенноне имело смысла.

– Да так, разговорчик есть один. Про тебя– да не к тебе… Хе-хе!

– Как это: про меня да не ко мне?

– Погоди чуток – узнаешь.

Аида Плаховна поправила съехавший с черепушкипарик и подошла к кабинету Арея. Дверь открылась. Мефодий наконец увидел шефа.Тот прохаживался по комнате, изредка останавливаясь перед окном и барабаня постеклу пальцами. Глубокий шрам обозначился еще четче. Заметно было, что Арейозабочен. На столе лежал сожженный, съежившийся пергамент. Мефодий готов былпоклясться, что пергамент вспыхнул от одного лишь взгляда, без применениякаких-либо иных магических или немагических средств.

Рядом с Ареем стояла притихшая Улита. Когдаскрипнула дверь, оба с неудовольствием обернулись. Ничуть не смущенная такимприемом, старушенция прислонила косу и немедленно с удивительной для ее летрезвостью кинулась к Арею.

– Арей, голуба моя! Слыхала я, твояссылка закончена! Как я скучала, как скучала! Не забыл меня, а? Все собираласьк тебе на маяк залететь, селезень мой сизокрылый! – взвизгнула она.

Арей обнял ее, и они троекратно поцеловались.

– Здравствуй, здравствуй, Аида! Давненькотебя не видел! – приветствовал он старушенцию.

– А это еще кто? – ревниво спросилаУлита. Ей старушенция понравилась еще меньше, чем Мефодию.

Аида Плаховна поморщилась.

– Это я-то кто? Остынь, егоза! Идипополощись в формалине! Рожденный ползать должон не высовываться! – строгоодернула она.

– Аида, не надо! Не обижай ее! ЭтоУлита! – укоризненно сказал Арей.

– Что? Та самая девчонка, которая… –начала Мамзелькина.

– Да. Та самая, – жестко перебил ееАрей, ясно давая понять, что эта тема под запретом. Мамзелькина понимающекивнула и переключилась на собственные проблемы.

– Ах, Ареюшка! Тружусь в поте лица, жужжукак пчелка, а никакой благодарности! Выпали волосы мои кудрявые! Иссохла грудьвысока-а-ая! Вытянули из меня все жилушки, аспиды! Медной полушки за работу мненикогда не дали, корки черствой не бросили… Моим же куском и попрекнут! Нет уж,ты покоси, покоси-и! – надрывалась она.

Ее слезы ртутными шариками раскатывались по полу.Арей с Улитой переглянулись. Они давно почуяли, что хитрой старушенции что-тонужно. Она явно притащилась неспроста.

– Медовухи? – без раскачки предложилАрей.

Аида Плаховна перестала рыдать. Ртутные слезыиспарились.

– Я на работе, – сказала она сухо,но все же несколько задумчиво.

– Хорошей медовухи! – искушал Арей.

Мамзелькина засомневалась. Болото собственныхжеланий затягивало ее, как заблудившуюся лошадь.

– А что, есть и хорошая? Я ведь к тебе,Ареюшка, на маяк почему не прилетала – думала, где тебе медовухи-то взять? Апрочего пойла у меня нутро не приемлет. Оно у меня разболтанное работой,нутро-то! – сказала она.

– Признаться, остался у меня с давнихвремен бочонок-другой. Я расходую медовуху довольно бережно, – произнесАрей.

– Слушайте, – не выдержалМефодий. – Вы же стражи? Всесильные маги, да? Если вам что-то нужно –неужели нельзя наколдовать?

Предложение вызвало неожиданную реакцию. Улитахихикнула. Аида Мамзелькина плюнула.

– Сразу видать, парнишка, что тывчерашний лопухоид! Только лопухоиды без ума от магии, хотя ни бельмеса в нейне парят! Ах, магия! Ах, волшебство! Ах, волшебная палочка! Тьфу!.. Наколдоватьможно что угодно. Можно даже превратить в медовуху всю воду в Атлантическомокеане. Но это будет совсем не то. Для того, кто знает толк в настоящейвыпивке, – уточнила она.

– А уж Аида знает! В этом несомневайся! – кивнул Арей.

– А то!.. В мире, полном магическихподделок и эрзацев, ценится только настоящее и истинное. Настоящие вещи,настоящая любовь, настоящее пойло! Остальное – пусть катится ко всем…нам! – с патетикой заявила Мамзелькина.

Больше она не отвлекалась. Тем более что настоле появился внушительный глиняный жбан литров на восемь. «Хорошая медовухабрезгует другой посудой», – немедленно прокомментировала «старшой менагер»и надолго замолчала.

Лишь высосав треть жбана, Аида Плаховнавспомнила о цели своего посещения.

– А… да! Яраат… твой… и не только твойзнакомый… вырвался из заточения! – сообщила она, озабоченно оглянувшись наМефодия.

Барон мрака почесал шею.

– Я знаю о бегстве Яраата. Не так давнокурьер принес письмо из Канцелярии, – заметил он.

«Которое ты зачем-то сжег», – подумалМефодий.

– Кто такой Яраат? – спросил он,поняв по каким-то признакам, что все это имеет к нему прямое отношение.

Он спросил это у Улиты, но и Улита, иМамзелькина повернулись к Арею, уступая ему право ответа. Мефодий ощутил, чтоЯраата и Арея что-то связывает. Что-то давнее.

– Яраат – оборотень. Убийца. Предатель…Твой… и не только твой… лютый враг. Выбирай любое определение из трех или всетри разом. Не ошибешься. Теперь Яраат будет искать тебя, чтобыприкончить, – кратко пояснил Арей.

– Прикончить меня? Я же ни с кем нессорился в магическом мире, – встревожился Мефодий.

Арей пожал плечами:

– Думаешь, это так важно? В нашем мирессоры случаются не так часто. У большинства стражей враги появляются задолго дорождения. Это даже не вражда в обычном смысле… Просто кому-то нужно то, чтоесть у тебя, и без этого ему никак. Ну как одна веревка, на которой над пропастьюповисли двое. Выхода два: или благородно уступи и разожми руки, или попытайсясбросить другого. Каждый выбирает то решение, которое ему ближе и большесоответствует его сути. Основная идея ясна?

– А вдвоем спастись нельзя? –спросил Мефодий.

– Нет. Представь, что это тонкая веревка.Возможно, она перетерлась. Выдержит только одного. Кто-то обязательно долженсорваться, или погибнут оба, – сухо сказал Арей.

Он отвернулся, но Мефодий уже увидел в егоглазах смерть. Впервые она появилась, когда Арей назвал Яраата предателем.

– Разве Яраата не охраняли? –спросила Улита.