class="p1">– Безумие. Красота – это прежде всего надежда. Наивысший комплимент ты сочла за критику.

– Поверь мне, это был не комплимент. Они разнесли мой роман в пух и прах, сказали, что сто лет назад я, может быть, прославилась бы, но сейчас никто такое читать не будет.

– А другие писатели в этом кружке… У их работ много поклонников?

– Нет, там не было профессионалов. Просто начинающие.

Он склоняет голову, подняв брови – очевидно, что он хочет сказать.

– Ты думаешь, что их мнение многого не стоит.

– Я думаю, что ты слушаешь не тех людей. Настоящее содружество творцов будет подталкивать тебя идти дальше, стремиться к совершенству. Не обрубать тебе крылья.

Я оглядываю гостей вечера вдалеке.

– Вот что у вас тут происходит, так ведь? Настоящее содружество.

Тоска колет сердце так сильно, что тяжело дышать.

Сэм смотрит в ту же сторону.

– И ты – его часть.

– Нет. По крайней мере, пока нет. Пока я не принесу что-то стоящее.

– Ты все еще не понимаешь, так ведь?

– Помоги мне понять. А. сказала – мои слова исчезли, потому что я принесла историю из неправильных побуждений. Что я сделала не так? Какие побуждения – правильные?

– К., каждый художник, каждый творец играет важную роль в этом мире – помочь людям увидеть Другое – истину, красоту и добро. Мы все чувствуем, что оно здесь, знаем, что оно существует. Но мы забыли. Только художник может в своей работе связать воедино все, чем является Другое, и проявить его нам в ощущениях. И мы творим… не чтобы удостовериться в своем таланте, а чтобы служить. Мы творим, не оглядываясь на качество и критику. Мы создаем, потому что должны.

Он распрямляет плечи и разглядывает свои руки – будто говорил сейчас не только для меня, но и себе.

– Похоже, я сказала то же самое тебе раньше.

– Ты помогла мне, К., когда мы говорили втроем с Ч. Но ты и сама должна в это поверить.

– А стол? – Я поднимаю глаза к Древу. – Все эти картины и рукописи?

– Мы отдаем нашу работу – это просто наш дар, то, что мы дарим другим – не про нас. Мы приносим дар, потому что это наша обязанность.

– Кажется, я понимаю.

Может быть, я правда поняла. Моя желтая папка была битком набита неуверенностью, страхами, надеждами и желанием похвалы или наставлений. Вовсе не подарок от чистого сердца. Исключительно плод эгоизма.

Я откидываюсь на спинку деревянной скамейки.

– Но ты говорил про риск, про смелость. Выходит, ты знаешь, что существует отказ, подобно тому, с которым пришлось столкнуться мне.

– Расскажи мне дальше свою историю.

– Дальше?

– Ты сказала, что тебе «раз за разом» говорили, что ты бездарность. Пока что я услышал про компанию десятилетних девочек и кружок начинающих писателей без квалификации. Кто еще?

Я нервно потираю ладони.

– Больше никого вроде.

Сэм снова смотрит на меня, подняв бровь.

– И это твое «раз за разом»?

– Ну если с такой стороны посмотреть… – Я слегка улыбаюсь.

– К., послушай. – Он берет меня за руку, будто мы знакомы давным-давно. – Для Сада, для нашего сообщества, нужно, чтобы твоя работа была принесена в подарок. Ни сравнения, ни зависти. Но мы в особенном месте. Остальной мир не будет так добр, это правда. И здесь кроется огромный риск. Потому что критика – только начало.

– Отлично. То есть я застряла на первом этапе?

– Вероятно. Но этот этап нужно пройти, чтобы идти дальше.

– Так может, лучше заняться чем-то еще, чем тратить время, строя из себя то, чем я не являюсь, и в конце только ранить себя? Вообще, мне нужен совет о том, как спасти мой Книжный…

– Зависит от того, как ты понимаешь слово «лучше».

Я хмурюсь и в недоумении качаю головой.

– Ты сказала: «лучше заняться чем-то еще», чтобы избежать боли. Так ли это?

– Я… Я не знаю.

– Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил продолжать писать?

– Ну, Ба всегда хвалила, разумеется.

– Никаких «разумеется». Никто ее не обязывал. Кто еще?

Я прикрываю глаза и вызываю в памяти давно забытый ускользающий образ.

– Однажды какой-то взрослый мужчина… Знакомый Ба, наверное. Кажется, он был писателем. Она представила меня на каком-то вечере вроде бы. Это было на свежем воздухе, ночью. Не помню, как его звали. Но Ба дала ему почитать одну мою историю. Мне было лет семь. – Я распахиваю глаза и опускаю их. – Ого.

Сэм ждет, улыбаясь.

– Я только что вспомнила. На мне было платье, похожее на это. Белое, с цветами вистерии.

Как странно.

– Удивительно. Что тебе сказал писатель?

Даже сейчас теплый свет его слов – угли, поддерживавшие долгие годы костер моего вдохновения, несмотря на все сложности прошедших лет.

– Он сказал, что у меня дар. Что история чудесная и я обязательно должна ее закончить.

– Вот и оно.

Я смеюсь.

– Один хороший отзыв на детские каракули от неизвестного читателя. Вряд ли после таких оценок ко мне потянутся издатели.

Внезапно Сэм встает.

– Хватит сидеть. Пойдем погуляем. Может, найдем тебе друзей получше.

Я поднимаюсь со скамейки и присоединяюсь к нему, осматривая извилистые тропинки и группки людей. Я встретила столько знаменитых творцов. С кем еще Сэм меня познакомит?

И почему я все еще здесь, хотя собиралась уходить?

Но Сэм берет меня под локоть, и мы идем вместе по освещенному краю Сада, внутри покрытых плющом мраморных колонн.

Я заглядываю в тени. Что же там скрывается?

Мы идем бок о бок, и я чувствую, как напитываюсь его теплом. Думаю, я могла бы приходить сюда каждую ночь, лишь бы провести бесконечный вечер с ним.

– Скажи мне, кто ты, С.? Как я могу найти тебя? Назови свою скульптуру, что угодно, что я могу знать.

Он молчит.

– Пока нет. Пока ничего.

Значит, он пока не создал ничего знаменитого? Или просто мне не скажет?

– А ты? – Он прижимает мою руку ближе к своим ребрам. – Как я могу узнать побольше о тебе?

Я хмыкаю.

– Кажется, все уже поняли, что я не…

Сэм сжимает сильнее, прерывая мою речь.

– Я имела в виду, скоро я напишу книгу, о которой будут говорить во всем мире.

– Так держать. – Когда он улыбается, в уголках глаз собираются красивые морщинки.

Мы обходим Сад по освещенному факелами краю, пока не подходим ближе к музыкантам, расположившимся напротив Древа. На платформе арфистка усаживается за свой инструмент. Длинными пальцами она проводит по струнам, пока не издавая ни звука.

Неподалеку, на другой деревянной скамейке, женщина отбивает пальцами ритм по колену. Я узнаю ее по