за катастрофу, которую не могла предугадать. Но если эти люди знают что-то о моем удочерении, о моих биологических родителях, о том, как спасти магазин, то я не могу уйти с пустыми руками.

Садовник подходит к двери сарая и прикладывает ладонь к дереву.

– Боюсь, человечество оступилось, дети мои, – говорит он, как старый мудрец с горы. В его голосе звучит грусть, но он полон любви. Садовник оборачивается к нам. – Мы все немного искривились и треснули со временем. Но стремление к Истине, Добру и Красоте – начало нашего возвращения. Некоторые из нас призваны указывать другим путь, следовать за таинством и явью чего-то большего, чем мы сами, выводить людей из обмана фальшивого, ограниченного временем мира в настоящее.

Ван Гог и его Trompe l’œil. Он имел в виду то же самое?

Садовник кивает, словно читая мои мысли.

– Нас заставили поверить, что отмеренные нам годы – итоговая сумма реальности. Что настоящее – лишь то, что можно потрогать, купить, использовать, почувствовать. Но время от времени, мы вспоминаем. Возвращается ностальгия, подсказывающая нам: мы живем в ложном мире, и мы забыли мир истиный.

Да. Я почувствовала это, впервые попав в Сад.

Он разводит руки в стороны, будто собираясь обнять меня, но поднимает взгляд, и кажется, что он смотрит сквозь низкую крышу сарая.

– Красота может нам напомнить. Розово-оранжевая полоска неба над фиолетовым горизонтом, когда солнце ложится спать. Темные стволы сосен в белом лесу после тихого снегопада. Природная Красота, – он показывает на Сад за стенами хижины. – Но и музыка, истории, живопись и танец, и многое другое. Эта красота несовершенна, но все еще способна задеть душу – высокими нотами, следами краски на холсте, чудесным языком, сплетенным в захватывающий рассказ.

Он опускает взгляд на меня, пригвождая к месту.

– Закаты и лес – произведение Бога. Остальное – творение человека с даром подражания. Но удивительно – труд человека может вызывать тот же трепет.

Я внимаю, затаив дыхание, паря в его словах. Они встают на место в моей запутанной жизни, как последний кусочек пазла в общую картинку.

Садовник улыбается нам.

– Чувствуете ли вы, друзья? Что мы живем в мире теней и пытаемся найти дорогу в настоящий с тех пор, как сделали первый вдох и поняли, что предназначены для большего?

– Да, – мы с Сэмом отвечаем в унисон.

Я бросаю взгляд на него, но затем возвращаюсь к Садовнику. Он поднимает руки, простирая к нам ладони, словно благословляя.

– Вы оба – часть важной работы и должны быть достаточно щедры, чтобы так любить мир. В этом ваше предназначение, которое вы обязаны исполнять.

Сэм и я молчим. В словах Садовника есть что-то священное, будто он только что прочел над нами молитву.

Тишина затягивается, и я решаюсь ее нарушить:

– Я все еще не знаю, как…

Он подходит ко мне и кладет теплую руку мне на плечо.

– Сад – не конечная точка пути. Лишь проход к тому, что тебе нужно на самом деле.

Я со вздохом откидываю голову назад и изучаю потолок, будто так ответы будут понятнее.

Но Садовник машет рукой от себя, выметая нас из сарая.

– Идите же. Путь будет открыт вам.

Сказав это, он возвращается к ростку алое вера, а мы уходим.

На улице мы с Сэмом останавливаемся рядом.

– Это было… – В голове крутятся слова, но ни одно из них не помогает описать произошедшее.

«Откровение»? «Вдохновение»? «Страх»?

– Да.

Мы медленно шагаем в сторону Древа, удаляясь от хижины.

Что я обрела после этой встречи? Как будто столько прояснилось, очистилось, и хотя ничего не поменялось, я чувствую, что нашла ответ.

Мир.

Я поворачиваюсь к Сэму. Чувствует ли он то же самое?

Он смотрит на меня в ответ, останавливается, берет меня за руку.

Мы не говорим – просто смотрим друг на друга, понимая без слов.

Сэм осматривает меня и касается кончиками пальцев ткани моего платья, разорванной на талии.

– Ты его порвала… Платье…

Я смотрю вниз, наблюдаю, как его рука прослеживает очертания пореза на моей коже. Я накрываю его ладонь своей, чувствуя себя открытой, беззащитной.

Сэм напряженно смотрит мне в глаза. Его вечная улыбка испарилась.

И когда он склоняет голову ко мне, другой рукой приподнимая мой подбородок, я не удивлена и в то же время ошарашена.

Внеземной поцелуй. Но еще и глубоко телесный, и невероятно настоящий.

Я встаю на цыпочки, чтобы встретить его на полпути, поддаваясь ответным чувствам, которые одновременно так прекрасны и глупы.

Сейчас я не думаю ни о чем – не сейчас, когда его рука в моих волосах, когда он углубляет поцелуй, и это больше, чем эксперимент, больше, чем знакомство, много больше, чем случайность. Я обнимаю его, и хочу, чтобы этот момент длился вечно, как и многие другие секунды в чудесном Саду.

Мы отстраняемся наконец. У меня перехватывает дыхание, я улыбаюсь – хочется смеяться от того, насколько это все невозможно. Я поднимаю глаза на Сэма, но он смотрит мне через плечо.

Я оборачиваюсь, прослеживая его взгляд: гости, столы, фонари и еда в центре.

Что-то не так.

Ничего не поменялось, но все краски словно… потускнели. Разговоры тише, склоненные головы напряженно шепчут, а не душевно смеются. Музыка смолкла, но за пианино все еще сидит мужчина и ждет, будто его пальцы зависли над клавишами.

Кто-то еще пропал? Это моя вина?

Я ищу Агату – она всегда была рядом в трудную минуту, но ее нет.

Неужели я стерла Агату Кристи?

Душа уходит в пятки.

В ту первую ночь, когда я стояла у стола с Фрэнком Баумом, что он мне сказал?

Что вечеринка – только начало. Что я должна зайти дальше. Он тогда показал в сторону темноты, не домика, назад, туда, где должна была быть стена «Ритм и чудо». Я тогда не смогла ничего разглядеть на той тропе.

И я сбежала от его слов, споткнулась и проснулась в реальном мире, потому что не хотела следовать его совету.

К нам подходит мужчина, фонари светят ему в спину и затемняют лицо.

Я жду, чувствуя, что он направляется ко мне.

– К. – Он смотрит на Сэма, но внимание его обращено на меня.

– Привет, Т. – Т. С. Элиот, мой первый друг здесь.

– Ты слышала? – Он мрачен, уголки губ опущены.

– Про Ч.? Да. Я не…

– Да, Ч., но сейчас стало хуже.

Я делаю глубокий вдох и прислоняюсь к Сэму.

– А. тоже пропала?

– Что? Нет, она вон там. – Элиот машет рукой куда-то в сторону перголы. – Нет, проблема