Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дойдя до конца тропы, Агата резко сворачивает направо, удостоверившись, что я иду за ней.
Мы идем по кромке между освещенной площадкой и тенями, скрывающими невиданные глубины. Черный масляный дым горящего факела, разделяющего траву и дикую поросль, вьется в воздухе. Мы проходим мимо него, затем мимо такого же факела чуть дальше.
Из сумеречного тумана проявляется маленькая постройка – меньше, чем домик. Деревянная коробка похожа на сарайчик на границе загородного поместья.
Сквозь маленькое окно видно, что в помещении горит одна-единственная лампочка.
Агата на всей скорости подходит к сооружению, без промедления открывает дверь и жестом приглашает меня войти.
– Я за тобой, – шепчет Сэм мне на ухо.
Мы входим в сарайчик, заставленный шкафами с лопатками и секаторами, ручными граблями, терракотовыми горшочками всех форм и размеров, изношенными и новыми. Лопаты, грабли и мотыги побольше стоят в углу, на них следы грязи, царапины и потертости. В центре комнаты пожилой мужчина, склонившись над столом, приминает пальцами землю у корней маленького ростка алое веры.
Агата входит в комнату последней и закрывает дверь.
Наступает тишина, затем мужчина поднимает на нас взгляд.
Его глаза добрее, чем я ожидала, учитывая обстоятельства. С одной стороны, в нем нет ничего особенного: он среднего роста и телосложения, волосы седеют. Но что-то в нем даже слишком нормальное. Я даже не могу угадать его национальность. Будто бы он все и ничего одновременно.
Я выдыхаю, подбирая слова для ответа или, возможно, оправдания.
– Она пыталась пройти сквозь домик. – Агата устало констатирует мой проступок, будто я непослушный ребенок, расстроивший мать.
Мужчина кивает. Он переводит взгляд на Сэма, но не говорит ничего вслух.
Я замечаю слово «сквозь» в реплике Агаты. Через домик можно пройти куда-то еще, дальше? Должна ли я была попытаться?
– Это не для тебя.
Я едва не смеюсь.
– Мне так и сказали. – Выходит немного язвительно, мне хочется взять свои слова назад.
– Куда ты направлялась?
– Не знаю.
– Зачем ты тогда туда пошла?
Я качаю головой:
– Я ничего не понимаю, если честно.
– Потому что ты не понимаешь себя. – Его слова пронизаны жалостью, а не упреком.
От внезапных чувств щиплет глаза.
– Наверное, так и есть.
– Тогда ты слишком торопишься.
Агата обращается ко мне:
– Мне нужно вернуться. Внимательно слушай Садовника. Он может помочь.
Садовник. Ого.
Вот и он – волшебник за занавесом. Может, я встретила своего наставника?
Агата проходит мимо Сэма и исчезает из сарая.
Я хватаю Сэма за руку, прежде чем ему придет в голову последовать за ней.
Он переплетает наши пальцы, успокаивая меня.
– Я здесь заперта? – Изучаю взгляд Садовника, пытаясь распознать обман. – Не могу уйти?
Он смеется грудным, низким смехом.
– Ты постоянно задаешься этим вопросом. Напротив, дорогая моя. Ты рискуешь потерять доступ в Сад, прежде чем найдешь себя.
– Так я и пытаюсь это сделать! Я… Все постоянно говорят о том, чтобы зайти дальше. О смелости и риске. Я думала, что в домике…
– Твоя настойчивость достойна похвалы. Ты слышала и чувствовала шепот – подсказки – о том, что ты должна возродиться к чему-то большему. Ты услышала и последовала. Но тебе предстоит преодолеть многое, прежде чем ты будешь готова начать рисковать.
– Окей. Рассказывайте. Я готова.
Так ли это? Все смешалось в этом месте, я не могу понять, кто я: девочка Э., начинающая писательница, даже кто я как человек – учитывая удочерение и все такое.
Лампочка без абажура над моей головой еще покачивается, после того как Агата вышла из хижины. Мое внимание привлекают трафаретные буквы на стене, над головой Садовника:
Если хочешь начать, начинай без сомнений – Смелость есть сила, магия, гений.
Он замечает, что я читаю, и улыбается.
– Чьи это слова? – Цитата не подписана.
Садовник счищает с пальцев землю.
– Сложно сказать. Если коротко – это из перевода «Фауста» Гете.
Я только что говорила Блэкбёрну про Фауста и сделки с дьяволом.
Трясу головой, чтобы стряхнуть с себя замешательство. Нужно понять, как решить проблему, которую я пошла решать.
– Почему Ча… Почему исчез Ч.?
Садовник поворачивается, опирается на шкаф, скрещивает руки на груди, перекидывает ногу на ногу. Его белые волосы поблескивают в свете лампочки, но сам он не кажется слабым. Он выглядит, будто сейчас даст мне мудрый совет.
Как бы описать его? Как вместить его в доступное моему пониманию слово? Не могу ничего придумать.
Неизъяснимый.
– Ты не принесла подарок.
– То есть это действительно моя вина? Но почему он? Почему Ч.?
Он наклоняет голову, будто говорит с ребенком:
– Он ведь вдохновил тебя? Призвал творить?
– Да, но это я его подвела! Не он. Почему он должен страдать из-за меня?
Садовник улыбается.
– Сдается мне, ты тоже страдаешь.
– Что мне нужно сделать, чтобы его вернуть?
– Ты уже знаешь.
Я отворачиваюсь.
– Я не готова. Я пыталась, но у меня не получается.
– Вот именно.
Я хмыкаю, бросаю взгляд на Сэма, подбираю со стола грязное полотенце и начинаю мять в руках.
Мне обязательно играть в эту игру? Или можно просто помолчать?
Садовник глубоко вдыхает, будто собирая в широкой груди слова перед тем, как их сказать, и смотрит на нас обоих.
– Художник должен многое преодолеть, прежде чем рискнуть принести в этот мир свое творение. Для начала необходимо избежать того, что тебя отвлекает от работы – будь это заботы о выживании или пустые развлечения.
Я фыркаю в ответ.
– У меня есть обязанности. Нельзя просто забыть про «выживание», как вы его называете.
– Да, это невозможно, не так ли? Нужно выбрать между семейным долгом, обязательствами, бытовыми заботами и необходимостью быть по-настоящему собой, явить миру красоту, умоляющую тебя выразить ее.
Он отлично описал проблему, но не предложил решения.
Не могу ничего сказать.
– И потом. – Он склоняет голову. – Раны прошлого, враждебные голоса в голове сковывают художника, пугают. – Он подходит ко мне, осторожно забирает полотенце из моих рук и кладет его на стол, но продолжает держать мою ладонь в своей. – И все это еще до того, как ты встретишься с тяжелым трудом созидания или найдешь в себе смелость рискнуть необходимым.
– Что же мне делать?
Он грустно улыбается, словно принося плохие новости.
– Ты должна принести подарок.
– Но почему мой подарок так важен? На столе уже множество замечательных работ.
– Потому что только когда труды приумножены, можно попасть назад. И потому что нельзя узнать себя без искренности.
Легонько пинаю маленький камешек под ногами, он отлетает на несколько сантиметров. Я устала, ничего не понимаю и чувствую ответственность