Выясняется, что Хаусман пришел потому, что доктор Чарлз,который раньше вел здесь практику, рекламировал себя как “дантиста без боли”..,а Хаусман, хотя он бывший борец и футболист, ужасно боится дантистов (как всемы.., и Оболер отлично это знает).

В первый раз Хаусман начинает волноваться, когда докторпривязывает его к креслу. Он возражает. Дантист ровным, разумным, абсолютноубедительным голосом отвечает (с этого начинаются и наши подозрения: ведь вконце концов кто говорит разумнее опасного сумасшедшего?), что “для того, чтобыпроцедура была безболезненной, нужна полная неподвижность”.

Наступает пауза, и слышно, как затягиваются петли.

Очень туго…

– Ну вот, – успокаивающим тоном говорит дантист. – Прочно,как клоп в ковре… Забавное выражение, верно? Вы ведь не клоп. Скорее любовник…

– 0-го-го, – говорит мрачный парень, сидящий внутри нас. –Дело плохо для старины Фреда Хаусмана. Очень плохо.

И действительно, дело плохо. Дантист по-прежнему говоритнегромким, приятным, рациональным голосом и продолжает называть Хаусманалюбовником. Оказывается, Хаусман ославил девушку, которая впоследствии сталаженой дантиста. Хаусман порочил ее на всех городских углах. Дантист узнал, чтоХаусман лечит зубы у доктора Чарлза, и перекупил у того практику, решив, чторано или поздно Хаусман вернется.., вернется к “дантисту без боли”.

И в ожидании этого новый дантист сделал дополнительные ремнина кресле.

Для Фреда Хаусмана.

Конечно, все это лишает происходящее всякого сходства среальностью (но то же самое можно сказать и о “Буре” [111] – как вам такоедерзкое сравнение?); однако в этот решающий миг сознанию все равно, насколькореально изображение, а Оболеру тем более: подобно всем лучшим писателям жанраужасов, его больше всего интересует эффект, желательно такой, которыйобрушивается на слушателя, как двадцатифунтовый кусок черепицы. И в “Дне удантиста” Оболер превосходно его достигает.

– Ч.., что вы собираетесь делать? – испуганно спрашиваетХаусман, задавая тот самый вопрос, который вертится у нас в голове с самогоначала этой страшной передачи.

Ответ дантиста прост и ужасен – тем более ужасен, что онрождает в нашем сознании страшные подозрения, а Оболер не торопится ихразвеять. Впрочем, в данных обстоятельствах мы, возможно, и не захотим, чтобыони развеялись.

– Ничего особенного, – отвечает дантист, щелкаяпереключателем; начинает визжать бормашина. – Собираюсь просверлить небольшоеотверстие.., и пропустить через него любовничка.

Хаусман дрожит и стонет от ужаса, а на этом фоне звукбормашины раздается все громче и громче.., и замолкает. Конец.

Вопрос, конечно, в том, где именно просверлил дьявольскийдантист дыру, чтобы “пропустить любовничка”. Мы слегка ненавидим Оболера за то,что он так и не сказал нам об этом – главным образом потому, что воображение рисуетнам самые ужасные картины.

Моя первая догадка была такова: дантист просверлил Хаусманувисок и убил его своей импровизированной хирургией мозга.

Но позже, когда я подрос и понял суть преступления Хаусмана,мне пришли в голову иные возможности. Гораздо более отвратительные.

И даже сегодня, когда пишу это, я продолжаю гадать: гдеименно сделал дыру этот безумец?

4

Ну, довольно: пора перейти от слуха к зрению. Но сначала яхотел бы напомнить вам кое-что, что вы, очевидно, знаете и сами. Многие старыерадиопрограммы – от “Внутреннего святилища” и “Ганбастеров” (Ganbusters) и до“мыльника” “Наш приятель Сал” (Our Gal Sal) – сохранились в записях, и качествоэтих записей лучше, чем у ностальгических программ ТВ, которые показывают времяот времени. Если вы хотите проверить свою способность сдержать недоверие иобойти визуальную установку, навязанную ТВ и кино, можете начать практически слюбого магазина звукозаписей. Еще более полезен каталог звукозаписей Швенна: онпредложит вам то, чего нет в ближайшем магазине. И если прочитанное вызвало увас интерес к Арчи Оболеру, позвольте шепнуть на ухо небольшой секрет: “Падайзамертво! Упражнения в ужасе” (Drop Dead! An Exercise in Horror) – сценарии,производство и режиссура Арчи Оболера – можно приобрести в “Кэпитол рикордс”. Вжаркое лето они охлаждают лучше чая со льдом.., если вы сумеете хотя бы насорок минут избавиться от визуальной установки.

1

Вероятно, сейчас вы подумали: у этого парня стальные нервы,раз он считает, что сможет в одной главе рассказать обо всех фильмах ужасов,снятых с 1950 по 1980 год, – обо всех, от “Изгоняющего дьявола” до почтизабытой ленты “Флот против ночных чудовищ” (The Navy vs. the Night Monsters).

Что ж, во-первых, на самом деле об этом будут две главы, аво-вторых, я не собираюсь говорить обо всех фильмах, как бы мне этого нихотелось; но действительно, нужно обладать хорошими нервами, чтобы вообщебраться за эту тему. К счастью для меня, существует несколько традиционныхспособов обращения с ней, так что можно рассчитывать по крайней мере на иллюзиюсвязности и порядка. Я избрал следующий подход – текст и подтекст в фильме.

Для начала, мне кажется, следует кратко повторить все, чтоуже было сказано о фильме ужасов как произведении искусства. Если принять, чтоискусство есть любая творческая работа, от которой аудитория получает больше,чем в ней заложено (достаточно вольное определение, конечно, но в даннойобласти оно и не должно быть чересчур строгим), то в таком случаехудожественная ценность фильма ужасов в том, что он обладает способностьюустанавливать связь между страхом реальным и вымышленным. Я уже говорил и сноваповторю здесь, что лишь малая часть фильмов ужасов создается с мыслью об “искусстве”;обычно их создателями движет мысль о “прибыли”. Искусство не создаетсясознательно, оно излучается попутно, как атомный котел излучает радиацию.

Однако я не утверждаю, что все фильмы ужасов – это“искусство”. Пройдите в любой вечер по Сорок второй улице до Таймс-сквер, и выувидите афиши с названиями вроде “Кровавые расчленители” (The BloodyMutilators), “Женщина-мясник” (The Female Butcher) или “Ужасные" (TheGhastly Ones) – а в 1972 году нас порадовали фильмом, в котором на наших глазахженщину распиливают двуручной пилой; камера подолгу задерживается наразбросанных по полу внутренностях. Существуют отвратительные фильмы, в которыхнет и следа искусства, и только самые нетребовательные зрители станут с этимспорить. Это сценический эквивалент тех 8– и 16-миллиметровых “табачных”фильмов, которые иногда проникают к нам из Южной Америки.