Несколько минут она смотрела на меня, а потом тихонькокоснулась плеча.

– Черт знает что, мосты развели… Начало третьего.

– Я вижу, – спокойно сказала я.

– У меня есть альтернативный вариант, – Алена стараласьне волноваться, – я живу здесь недалеко, на Крюковом… Ты можешь остаться у менядо утра. А утром я тебя отвезу.

Н-да, изящно все получилось, и мосты развели в масть, браво,Алена!

Я выждала паузу.

Алена извинительно развела руками:

– Надеюсь, ты не считаешь это похищением сабинянок?

– Никоим образом.

Спустя десять минут мы уже были возле Алсниного дома. Оналихо припарковала машину, вытащила пакеты, часть из них отдала мне – включая изатесавшийся сюда роскошный букет роз.

– Тебе нравятся розы?

– Нет. Я вообще не люблю цветы.

– Я учту, – серьезно сказала Алена.

…Она жила на втором этаже, окнами на Крюков канал, вогромной двухкомнатной квартире с евроремонтом и джакузи. Вот где я хотела бызакончить свои дни – лицом в мягкий ковер с длинным ворсом, у ножек столакрасного дерева, рядом с осколками дорогого саксонского фарфора…

Спальня была совсем не похожа на немного тяжеловеснуюгостиную: зеркальный потолок, обитые черной тканью стены, огромная кровать подчерным покрывалом, которое взрывали несколько ярких цветовых пятен – маленькиеподушки с латиноамериканским геометрическим узором: кирпичные, желтые,оранжевые. Одна из стен была отдана на откуп рыбам: в нее на всю длину былвмонтирован огромный аквариум. Такого я не видела никогда: неспешная жизнькораллового рифа протекала прямо перед глазами, аквариум завораживал своейреальностью.

Впрочем, я увидела все это чуть позже; а сейчас мы сидели сАленой на кухне. Тяжелые буковые стулья показались мне слишком пресными, чтобы,сидя на них, общаться с экстравагантной Аленой, и поэтому я расположилась наполу. Прямо под большим портретом Марлен Дитрих в неизменном мужском костюме сжилеткой и мягкой шляпе с широкими полями.

Я чувствовала, что Алене было неудобно разговаривать сомной, глядя на меня сверху вниз, и после некоторых колебаний она тожерастянулась на полу, подперев голову руками.

Наш флирт стал более откровенным, глубокая ночь и количествовыпитого этому способствовали, но мне удалось удержаться в рамках двусмысленныхприличий, мягко отбивая ее такие же мягкие атаки. Она уже считала ненужнымвуалировать свои желания, да и сейчас ей не удалось бы это. Она была достаточноблизко ко мне, чтобы видеть ее вспухшие от томительного желания губы, и мокрыересницы, и блестящие глаза, исполненные дивной непристойности. После второйбутылки шампанского она неожиданно перевернулась на спину и закрыла лицоруками.

– Я тоже думаю, что пора спать, – весело сказала я.

– Я не хочу спать. Я знаю, чего я хочу, только не спать…Я.., я больше не могу смотреть на тебя просто так, иначе сделаю какую-нибудьглупость.

– Увы…

– Да. Я понимаю. Извини.

– Думаю, у тебя не бывает проблем с… – я помолчала,выбирая выражения, – с партнершами. Тем более, ты всегда можешь их купить.

– Это жестоко, – тихо сказала Алена, и мне сталобезумно жаль ее: запутавшаяся в запретных чувствах девочка. – Знаешь, иногда яненавижу себя за эту свою дурацкую природу… Но ведь я не виновата, не виновата…

– Конечно, нет… – Я мягко погладила ее по волосам и почувствовала,как Алена притихла под моей рукой. – Никогда не стоит бороться с собой.Принимай себя такой, какая ты есть, и найдется кто-то, кто обязательно приметтебя…

– А ты? Ты могла бы? – Она подняла голову.

– Не думаю, что это стало бы определяющим для тебя.

– Кто знает… Расскажи мне о себе – я ведь ничего о тебене знаю…

– У меня достаточно печальная история, чтобыпроговаривать ее вслух… И потом – если мы так похожи, как ты утверждаешь, стоитли вообще рассказывать ее? Ты все знаешь сама.

– У меня такое впечатление, что я знакома с тобой многолет.

Всегда доверяй своим впечатлениям, Алена! Мы и знакомы многолет…

– Вот как? Это констатация?

– Это признание.

– На этом и остановимся. Очень мило было с твоейстороны не оставлять меня на улице. Я могу помыться?

– Конечно!

Она проводила меня в ванную. Я с удовольствием стала под души подставила усталое лицо под теплые струи: сегодня ты хорошо поработало идостойно быть чисто вымытым…

Алена тихо постучала в дверь и зашла, не дожидаясь ответа. Вруках у нее было полотенце.

– Я принесла полотенце, – сдавленным голосом сказалаона, жадно рассматривая мое тело: я бесстыдно повернулась к ней, омываемаяупругими струями воды.

– Спасибо.

– Мне кажется, ты искушаешь меня.

– Тебе это только кажется.

– Что я могу сделать для тебя?

– Принести халат, – улыбнулась я.

– Тебе говорили, что ты дивно хороша? Никто не говорил.Никому бы это в голову не пришло. Ты первая, Алена. А впрочем, я и самачувствовала, что во мне стало многое меняться с тех пор, как изменилось лицо, –как будто неведомые мне силы взрывали застывший лед тела и делали его другим –теперь оно было открыто для вещей, о которых шептал мне Иван и которые были всухих губах Нимотси. Что ж, придет время, и я испытаю все это, только не нужноторопиться.

– Тебе не говорили, что ты дивно хороша? – повторилаАлена.

– А как ты думаешь?

Я обдала Алену водой, и мы обе рассмеялись…Когда, завернутаяв свежий махровый халат, я вышла из ванной, Алена ждала меня.

– Извини, нам придется заночевать в одной кровати.Другой кровати нет.

Алена невинно улыбалась, у нее была незыблемая позиция.Другой кровати действительно не было; в гостиной господствовали четыре огромныхкожаных кресла; но никакого намека на самый элементарный диван.

– Вот как? У тебя даже нет гостевых посадочных мест дляродственников из ближнего зарубежья?

– Я не принимаю здесь гостей, для этого у меня естьдругая квартира… Для дурацких вечеринок и дней рождения и для бывшиходнокурсников… И пяти англичан из Йоркшира, у меня там отличные друзья… Здесь япринимаю только тех, с кем хочу переспать.

Я удивленно вскинула брови:

– Вот как? И кто же оплачивает твои прихоти?

– Богатая сучка, ты это имеешь в виду? Я простоненавижу, когда кто-то вторгается на мою территорию. Я вообще не очень люблюлюдей, которых не люблю.