Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нирая снова кивнула:
– Он был нужен Лидии. Но мы все знали, каким будет конечный исход у этого плана. Лидия пыталась его отговорить, ведь были еще добровольцы, но Хильдор солгал ей. Сказал, что есть способ обойти заклятие верности.
– Есть, ― подтвердила Голузелла и, перекатившись на живот, обратилась ко мне: ― Но теперь им лучше об этом не знать.
– Он просил не говорить ей, ― продолжала Нирая. ― Мы и не стали.
– Почему? – с вызовом спросила Ника.
Нирая с удивлением посмотрела на драконшу:
– Это был его выбор. Он видел в этом свое предназначение…
– А ты? В чем ты видела свое, когда спряталась, чтобы выжить и молча наблюдала, как убивали твоих братьев и сестер? – Ника закипала от гнева. Казалось, что она внезапно люто возненавидела ведьму.
– Я не выбирала жизнь! Я была готова умереть вместе со своим народом! – голос Нираи дрожал, она сотрясалась от несправедливого обвинения. – Я потеряла сознание! Я не специально сорвалась с обрыва! – она встала и подняла платье, оголив ноги и живот. Рядом с пупком был большой неровный шрам, а по всему телу были едва заметны бледно-розовые линии бывших порезов. ― Меня проткнуло веткой. Когда я очнулась, то едва могла двигаться. Я с трудом вытащила ее. Ушел почти день на то, чтобы рана немного затянулась, и я смогла встать. Мне повезло, что эта ветка меня не убила, но этому везению я не рада!
– Ха! ― нервно усмехнулась принцесса. ― А ты заживаешь быстрее нее, ― она указала на спящую Лидию, на теле которой все еще были видны следы синяков.
– Лидия не унаследовала полную силу. Мы думали, что наш род прервался на мне…
– Как же? ― в недоумении спросила я. ― Вы же знали, что Люка силен?
Взгляд Нираи изменился. В этот момент, могу поклясться, она желала моей смерти.
Ушло меньше пары секунд, чтобы ведьма взяла себя в руки:
– Никто не знал, ― прошептала она.
– Почему? ― не понимала я.
Нирая перевела дыхание и дала-таки ответ:
– Мы хотели подождать до решающей битвы. Тщательно скрывали всех, кто рождался с горящим ядром. А когда Люка ушел, ― ее голос дрогнул, ― это было моим последним подарком ему прежде… чем я отреклась от сына. Гладия приняла мое решение, но, видимо, это его не спасло.
Она вновь обратила взор на меня. Я была причиной смерти уже двух детей в этом мире. Одна мать, потерявшая дочь, сидела рядом и была готова в любую секунду отдать за меня жизнь. Другая сидела напротив, и я даже не знаю, что сейчас читалось в ее больших и светлых глазах…
Ближе к рассвету мы собрали большой погребальный костер на высоком обрыве у самого моря. Волны бушевали, вздымались вверх и с грохотом разбивались о скалы. Небо все еще было серым и угрюмым, как и наши сердца. У Динария не было принято толкать длинных речей в память об умершем, наоборот, весь ритуал сопровождался молчанием. Ни слова, пока тело полностью не поглотит пламя.
Это страшно ― смотреть на горящего человека, пусть уже и не живого. Все равно страшно… и долго. Лидия за это время успела выплакаться окончательно. Когда все закончилось, ее глаза были совершенно пустыми.
В этот раз Нирая не подставила ей свое плечо, даже не взяла за руку. Нет, по традиции, каждый должен проститься с покойником сам, оставаясь наедине со своим горем, не отрывая взгляда от костра, дабы полностью осознать, что он покинул этот мир окончательно. Признать его смерть, прочувствовать, пережить этот момент и идти дальше.
Семье запрещено прикасаться к останкам умершего, поэтому разбираться с остатками костра и тела Хильдора пришлось Рога и Зире. Последняя сама вызвалась помочь, а у первого просто не было выбора. Кто-то должен был это сделать.
Все следующие сутки Лидия хранила обет безмолвия в знак уважения к Хильдору. Она не проронила ни слова, держась ото всех подальше, даже старалась лишний раз не смотреть в нашу сторону. Почему-то я чувствовала в этом во всем укор, а, может, просто надумала себе сама. Все-таки поторопись мы тогда…
Да, в такие моменты кто-то скажет: «Не повезло». В жизни нельзя предугадать всего, но даже слабое осознание, что ты мог предотвратить случившееся, как правило, долго не отпускает. Я не была привязана к этому парню, даже напротив, он мне не нравился, но почему-то мне было тяжело перестать думать о том дне, прокручивая его раз за разом.
Когда умерла бабушка, мама часто корила себя, что не приехала, не была рядом, будто она могла что-то изменить. Если честно, то в те выходные никто и не собирался на дачу, у всех были свои дела: брат сдавал экзамен, папа выступал в суде, мама проводила собеседование с новым бухгалтером. С бабушкой были только я и сиделка, тетя Галя, но даже мне не представилось шанса попрощаться с ней, хотя и была рядом. Бабушка умерла, так и не приходя в себя. Маму это ничуть не успокаивало.
Нельзя сравнивать смерть близкого и чужака, но ведь в этот раз все, и правда, зависело от кого-то. Нет, я не чувствовала горя потери, я просто корила себя. Думаю, я переживала, что вместе с этой оплошностью могла потерять свой шанс остаться человеком. Я же приняла решение всегда делать правильный выбор! Выбирать по-человечески! Дать другому умереть не выглядит, как правильное решение.
– Чего приуныла?
Голузелла появилась неожиданно, хотя до этого куда-то испарилась перед рассветом.
– Где ты пропадала? ― спросила я.
– Я не могу вечно присутствовать в мире живых, мое время здесь ограничено, ― она плюхнулась на траву рядом со мной.
– Что значит ограничено? Ты разве не что-то вроде призрака?
– Нет, я не неупокоенная душа, если ты об этом.
Ника недовольно покосилась в мою сторону, продолжая разжигать костер.
Мы остались с ней вдвоем возле пещеры (не считая Лидии и Зиры, которые ушли пополнить запасы хвороста), а Рога и Нирая отправились проверить скрытое поселение Граздов, где на ближайшие пару дней, а, возможно, и месяцев (все зависело от того, когда приплывет корабль), нам придется обосноваться.
– Тогда, кто ты? ― спросила я.
Пожав плечами, Голузелла ответила:
– Я – первый Орникс.
– Голузелла? Правильно? ― мне было невдомек, почему она продолжала ходить вокруг да около.
– Я была Голузеллой, когда-то, ― задумчиво ответила ведьма.
Ника усмехнулась:
– Мы, оказывается, еще и не знаем, с каким призраком имеем дело?
– Нет, ― резко ответила я и вернулась к более приятному (я бы сказала, даже волнительному) разговору: ― Ты помнишь… Нет, не так. Ты знаешь, кем был… кто такой Орникс?
Ника притихла и замерла. Видимо, этот вопрос интересовал ее не меньше моего.