Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Проклятье наших любимых Богов, ― ответила Голузелла. Я уже не первый раз примечаю, что, когда она говорит о Богах, в ее голосе слышатся ноты отвращения.
Я придвинулась к ней ближе, сгорая от любопытства:
– Давай так: Орникс опасен?
– Для кого-то да, для кого-то нет.
– А поточнее?
Голузелла тяжело вздохнула и указала на Нику:
– Она опасна?
Я мельком посмотрела на принцессу, но так и не нашлась, что ответить. А вот у Голузеллы с решением этого вопроса проблем не возникло:
– Для своих врагов она, несомненно, опасна! Она сильный дракон, обучена сражаться, обучена убивать. Но для своего брата она не представляет никакой угрозы, ― ведьма ненадолго задумалась и добавила: ― По крайней мере, преднамеренно она ему вреда не причинит.
– Намекаешь на Хильдора? ― недовольно протянула я.
– Нет. Даже о нем не подумала.
А вот это уже точно прозвучало с укором. Я слишком много думаю об этом Гразде.
– Послушай, ― я немного понизила тон, чувствуя неудобство из-за присутствия Ники. Мне не сильно хотелось говорить об этом при ней, но унять свое любопытство более не было мочи. ― Я хочу знать настоящую легенду. Как появился Орникс?
Ведьма внимательно посмотрела на меня, а затем устремила взгляд в сторону леса и немного погодя устало сказала:
– Кто-то решил отобрать дары, кого-то за это прокляли.
– Так, значит, легенда не врет? Голузелла… то есть ты, ― я, если честно, уже сама путалась, до конца не осознавая, кто же она теперь. ― Хотела проучить несостоявшихся женихов, а в итоге боги проучили её?
Она хмыкнула и повернулась ко мне спиной:
– Голузелла лишь хотела остановить войну. Она нашла способ вывернуть древнее заклинание наизнанку. Но Богам не понравилось не ее решение, а то, что кто-то вдруг осмелился прервать их порядок.
– А что за Боги?
– Три Бога мужа и одна Богиня Мать.
– А подробнее?
Голузелла скрестила руки на груди, тяжело вздохнула и, усмехнувшись, затараторила:
– Три мужика создали нашу землю, небо и солнце. Великая Мать вдохнула во все их творения силу Духов. Дала им жизнь, как именно – не спрашивай, никто не знает.
– Получается, есть Бог Земли, Неба и Солнца?
– Да. Бог Земли – он же Бог Существа, Громанол. Бог Неба, он же Бог Небытия – Эривол. И Бог Солнца, он же Бог Света, Бог Судеб, Дорогол. И Богиня Духов, Великая Мать – Раливол.
– А кто из них проклял тебя?
– Сама как думаешь? У кого хватит сил забрать каплю божественного ядра, что они некогда посадили в Темном Лесу, и засунуть его в живое существо?
– Раливол?
– Да, ― с отвращением в голосе подтвердила Голузелла. ― Но без помощи своих мужей вряд ли бы она смогла перевернуть весь мир с ног на голову. Не находишь это весьма забавным? Я лишь слегка пошатнула их порядок, а они вывернули весь мир наизнанку!
Голузелла громко захохотала, а вот мне было не до смеха:
– Ты не любишь Богов?
Она резко обернулась и прошипела:
– За что мне их любить? Лена, я много веков тенью таскалась за черными лже-Орниксами или теми, кто умудрился отгрызть кусок от Ираны! Когда они умирали раньше срока, я торчала в темноте, ты же видела ее, да? Пустоту?
– Я думала, что это в моей голове…
– Да, это в твоей голове, но еще это место в пространстве между мирами, как там в твоем мире это называется? Вселенский разум?
– В моем мире? Ты была в моем мире?
– Почти тысячу лет назад, ― она встала и немного отошла от меня, ― когда очередного «счастливчика» из оборотней разорвала в клочья армия драконов. Бедолага даже корону нацепить не успел, ― она усмехнулась и вновь повернулась ко мне: ― Представляешь? Дурак!
– Получается, ты уже была рядом с Ираной?
– Не так, как сейчас. Я всегда рядом с ядром Орникса, по сути, я и есть его ядро. Но ты первая за все это время, кто меня слышит и видит.
Мне стало жалко ее. Тысячи лет одиночества, просто уму непостижимо!
– Та Ирана, с которой я торчала в вашем мире, была странной, ― Голузелла устремила взгляд в никуда, отдаваясь воспоминаниям, ― она все время повторяла это «ом-ом-ом». В принципе, этим она и здесь занималась, ожидая собственной участи. Она приняла смерть как должное. «Так мне, значит, уготовано», ― постоянно повторяла эта девчонка, а я никак не могла поверить, что это мое перерождение. В ней не было ничего от меня прежней. Но ты – другая, ты готова сражаться. Я видела это. Видела глазами Риза, когда ты дала ему отпор. Видела и тогда, когда ты спасала Лидию. Я тоже когда-то спасала их, но ни к чему хорошему это не привело. Надеюсь, в этот раз у нас получится все сделать правильно.
Голузелла впервые говорила о себе как о Голузелле. Думаю, все это время, пока она была пленницей в чужих телах, вера в то, что она – всего лишь ядро, помогала ей не потерять окончательно рассудок. Но сейчас она ожила. Мне было приятно видеть ее такой. Да, конечно, ее речи были преисполнены боли и обиды, пропитаны сожалением, но видя все эти ее слабости, я чувствовала, что становлюсь ближе к ней, узнаю ее настоящую.
– Ты сказала: «сделаем правильно»? ― спросила я и подошла к ней ближе. ― А что в прошлом ты сделала не так?
Она сжала кулаки со всей силы и на выдохе ответила:
– Начала мстить. Всем, каждому из них, кого винила в том, что произошло, ― она повернулась, и ее лицо исказили боль и ненависть. ― Я не одна принимала тогда решения, Лена. Я не просто так отняла дары, но поплатилась за все лишь я одна.
– А разве весь этот мир не заплатил свою цену? Они же слабеют с каждым годом…
Голузелла медленно начала растворяться в воздухе. Сначала ее тело стало слегка прозрачным, а потом исчезало все быстрее. Последние слова ведьмы уже доносились подобно далекому эху:
– Возможно, ты права.
Вот, значит, как она пропадает. Интересно, когда она появится вновь? Есть же еще столько всего, что я хочу у нее спросить!
– Что? Что сказала покойница? ― с нетерпением спросила Ника, решив, после недолгого затишья, что разговор окончен.
– Что она, ― я повернулась к принцессе и произнесла эти слова настолько уверено, что даже заставила ее опешить, ― не монстр!
А про себя добавила: «И я тоже. Я – не монстр!»
Ника скорчила недовольную мину и, склонившись ближе к веткам, слегка приоткрыла рот, выпуская тонкую струю пламени. Огонь быстро прорвался внутрь «деревянного шалаша» и заплясал под его потрескивание, охватывая со всех сторон дырявые стены маленького строения.