Митч кивнул, сделав вид, что поверил легенде. В зеркальцебыло видно, что таксист улыбается.

Эйвери утирал пот на лбу.

– Эти места всегда привлекали пиратов. Раньше – Блэкберда, атеперь – современных, слившихся в корпорации и прячущих здесь свои денежки.Так, дружище?

– Так, дружище, – отозвался таксист.

– А вот пляж “Седьмая миля”, – продолжал Эйвери. – Один изсамых красивых и известных в мире. Верно, дружище?

– Верно, дружище.

– Песок белый, как сахар. Теплая, прозрачная вода. Теплые,прекрасные женщины. Правда, дружище?

– Правда, дружище.

– А по вечерам у “Пальм” все так же готовят под открытымнебом?

– Да, дружище. Начиная с шести.

– Это по соседству с нашим бунгало. “Пальмы” – популярныйотель, самое оживленное место на берегу.

Их коттедж располагался в самом центре пляжа “Седьмая миля”,неподалеку от другого подобного же комплекса и “Пальм”. Как и другие,принадлежащие фирме, эти коттеджи были просторными и роскошно обставленными.Эйвери сказал, что каждый можно было бы продать не менее чем за полмиллиона, нопродавать их никому не приходило в голову. Их также не сдавали в аренду. Этобыли священные прибежища для восстановления сил изнуривших себя работой юристовфирмы “Бендини, Ламберт энд Лок”. И узкого круга избранных клиентов.

С балкона спальни на втором этаже Митч следил за небольшимилодочками, беззаботно покачивающимися в искрящемся море. Солнце медленнокатилось к горизонту, и маленькие волны посылали отраженные последние его лучиво всех направлениях. Пассажирское судно неторопливо удалялось от острова.Множество людей прогуливались по пляжу, играли в песке, брызгали друг на другаводой, гонялись за песчаными крабами или пили пунш с ромом и ямайское пиво “РодСтрайп”. Со стороны “Пальм” доносилась ритмичная карибская музыка; туда, гдепод открытым небом располагался бар, как магнитом тянуло отдыхающих; втростниковой хижине рядом можно было взять напрокат катамаран, волейбольныемячи, трубки с масками.

Эйвери подошел к балкону в ярких оранжево-желтых шортах.Тело его было мускулистым и гибким, без всяких признаков дряблости. В Мемфисеон был совладельцем спортивного клуба и каждый день являлся туда поработать наснарядах. Глядя не него, можно было догадаться и о том, что в клубе несоставляло труда загореть под ультрафиолетовой лампой. На Митча все этопроизвело впечатление.

– Как тебе мой туалет? – спросил Эйвери.

– То, что надо. Вам идет.

– Если захочешь, у меня есть еще одна пара.

– Нет, спасибо. Я привык к своим спортивным, еще изКентукки.

Эйвери отпил из стакана и вышел на балкон.

– Я здесь, наверное, уже в десятый раз, и все-таки мне ненадоело. Иногда подумываю перебраться сюда, как удалюсь от дел.

– Было бы неплохо. Гулять по пляжу, довить песчаных крабов.

– Играть в домино и пить “Ред Страйп”. Пробовал его?

– Не припомню такого.

– Пойдем промочим горло.

Бар на открытом воздухе назывался “Румхедс”. Он был заполненизнывающими от жажды туристами, там же вокруг деревянного стола сиделинесколько местных жителей и играли в домино. Эйвери пробрался через людскоестолпотворение и вернулся к Митчу с двумя бутылками пива. Они уселись недалекоот играющих.

– Вот этим-то я и займусь, когда выйду на пенсию. Обоснуюсьздесь и буду зарабатывать себе на жизнь игрой в домино. И попивать “РедСтрайп”.

– Хорошее пиво.

– А надоест домино, займусь игрой в дартс. Он кивнул головойв сторону группы подвыпивших англичан, метавших стрелки в центр размеченногокруга и переругивавшихся между собой.

– А надоест дартс – ну, тогда я и не знаю, что буду делать.Извини.

Эйвери поднялся и направился к столику, за который толькочто уселись две молодые женщины в узеньких бикини. Он представился, и женщиныпредложили ему сесть рядом. Митч заказал себе еще одну бутылку пива и пошел напляж. В отдалении, в центре Джорджтауна, виднелись здания банков. Именно в этусторону и шагал Митч.

Блюда были расставлены на складывающихся столиках,окружавших бассейн. Шашлыки из акульего мяса, жареные креветки, черепашки,устрицы, крупный омар, жареный морской окунь, другие столь же изысканныеделикатесы. Все эти дары моря были только что выловлены. Туристы толпились устоликов, наполняя свои тарелки всякой всячиной, взад и вперед сновалиофицианты, успевая разносить целые галлоны ромового пунша. Выбрав еду по вкусу,люди усаживались где-нибудь в тени, во внутреннем дворике, лицом к морю. Группамузыкантов наигрывала регги; солнце скрылось сначала за облачком, а потом ивовсе упало за горизонт.

С тарелками в руках Митч проследовал за Эйвери от буфета кстолику, где сидели две женщины. Они оказались сестрами, обеим не было ещетридцати, обе развелись с мужьями, обе были наполовину пьяными. Одна из них,Кэрри, уже вовсю заигрывала с Эйвери, Другая, Джулия, тут же начала строитьглазки Митчу. Интересно, подумал он, что Эйвери успел им наговорить?

– Я вижу, ты уже женат, – прошептала Джулия, придвигаясь кМитчу.

– Да, и я счастлив.

Она улыбнулась, как бы принимая вызов. Эйвери и ее сестрасидели, обняв друг друга. Митч поднял стакан с пуншем и одним глотком осушилего.

Склонившись над тарелкой, он не мог заставить себя не думатьни о ком, кроме Эбби. Объяснить все происходящее было бы трудно, если бы такиеобъяснения вдруг потребовались. Ужин в компании двух привлекательных, едваодетых женщин. Объяснить такое было бы невозможно. Разговор за столиком смолк,и Митч не собирался его продолжать. Подошедший официант поставил рядом с нимбольшой кувшин, который очень быстро опустел. Эйвери становился все болееоживленным. Начал сочинять какую-то басню о том, что Митч играл за “Нью-ЙоркДжайэнтс”, дважды награждался высшими призами и зарабатывал миллион долларов вгод, пока травма колена не разрушила его спортивную карьеру. Митч только качалголовой и продолжал пить. Джулия смотрела на него во все глаза и придвигаласьвсе ближе.

Музыканты заиграли громче – наступило время танцевать. Людипотянулись к деревянной площадке, находившейся под пальмами между бассейном ипляжем.

– Танцевать! – прокричал Эйвери и потянул свою девушку заруку. Они побежали между столиков и быстро затерялись в толпе веселящихсятуристов.