принять – подданным России не полагались ордена других стран без высочайшего соизволения. Несмотря на сие обстоятельство, это была победа! Помимо всех французских наград было заключено несколько серьезных сделок. Поездка была невероятно успешной.

Елисеевы пересеклись на выставке и с князем Голицыным. Тот с восторгом рассказывал, какие слухи ходят в Москве про Гришину стройку.

– Уж чего только не болтают… то, якобы, пагоду ты там возводишь, а другой день говорят – буддийский храм… Умеешь ты, Григорий, заинтриговать! А давеча один граф сочинял, что это будет элитный дом терпимости, – раскатом грома хохотал князь. – Я молчу! Твой секрет в надежных руках!

– Что за граф? – поинтересовался Гриша, хотя он был почти уверен в ответе. – Закретский?

– Да, кажется, он. Знаешь его?

– К сожалению. Как человека крайне непорядочного.

– Не обращай внимания! Собаки лают, караван идет! Тебе это сейчас только на руку. Москвичи сходят с ума от любопытства!

В следующий раз Елисеев с детьми видел князя издалека. Тот был в компании каких-то важных людей, среди которых особенно бросалась в глаза изысканная дама с прекрасными серыми глазами, одетая довольно скромно, но на том уровне элегантности, который свидетельствует о высочайшем классе. Ростом она была выше среднего и не терялась даже на фоне колосса Голицына. Гриша сразу подумал, что это, видимо, княгиня Юсупова. И это было правдой. Около дамы крутился мальчишка, на вид лет двенадцати, так же как Сережа с Колей изнывающий от солнцепека и скуки. Вдруг он заметил лежащую на земле пожарную кишку. Недолго думая, парнишка схватил шланг и стал поливать толпу. Народ закричал, в панике бросился в рассыпную. Юсупова застыла в ужасе от выходки своего сына. Подбежали полицейские и вырвали шланг из рук юного хулигана. Все компанию препроводили в участок полиции.

Сережа и Коля, которые видели всю эту сцену, хохотали до слез. Елисеев тоже не мог сдержать смех. Однако про себя он пожалел княгиню. Похоже, сын доставлял ей немало беспокойства. Мысленно сравнив маленького князя со своими детьми, Гриша не без основания решил, что у него замечательные сыновья. В тот день никакие их капризы и мелкие шалости его не злили и не раздражали.

Помимо работы находили время и отдохнуть, и погулять по другим павильонам. Степан Петрович, знающий толк в искусстве, пропадал на выставке Родена. Он имел счастье познакомиться с самим скульптором и даже заказал ему несколько работ, включая бюст Варвары Сергеевны. Какой же художник отказался бы от такой музы? Варвара Сергеевна была создана для того, чтобы быть моделью для шедевров искусства.

Но, как ни странно, самым восторженным поклонником выставки оказался Сережа. Он открыл для себя коллекцию японского изобразительного искусства. Страна восходящего солнца представила свыше трехсот работ. Шедевры собрали со всей страны, включая частные коллекции. Они имели необъяснимую магическую силу над одиннадцатилетним мальчиком, который не мог оторваться от их созерцания. Остальное время, когда ему приходилось быть с отцом и братом, он занудливо, снова и снова, просился в японский павильон на Трокадеро.

Гриша не мог понять, откуда у него такие сыновья, категорически не похожие на него. Один сходит с ума по медицине, второй помешался на японском искусстве. Да, они не хулиганят, как сын княгини, но кто же будет его преемником? Кому он оставит свое дело, всю разросшуюся торговую империю?

ХI

Вернувшись домой, Григорий Григорьевич сразу же погрузился в дела московской стройки. Открытие магазина планировалось через несколько месяцев. К Грише явился Барановский окончательно определиться с внутренней отделкой.

Гриша вызывал в кабинет Гулю. Он твердо решил, что нравится это сыну или нет, он начнет вовлекаться в дела. Ему уже исполнилось пятнадцать, самое время начать помогать отцу. Мальчик пришел, но явно был недоволен.

Барановский развернул эскизы со внутренним убранством. На бумаге были зарисовки арочных пролетов, сводов потолка, изящные колонны, элементы лепнины и витражи в стиле необарокко. Грише в целом очень понравилось предложение архитектора, но ему непременно хотелось добавить элементов ар-нуво, которое было на пике моды. Начали обсуждать элемент за элементом. Гуля был не в своей тарелке. Он явно куда-то спешил.

– Отец, прошу прощения, мне нужно идти. Я хочу попасть на лекцию к Склифосовскому.

– Нет, ты нужен мне здесь, – отрезал Григорий Григорьевич.

– Но зачем? – возмутился Гуля. – Я ничего не понимаю в интерьерах… Тем более, ты все равно сделаешь, как ты хочешь!

– Вот именно, – вспылил отец, – пока я хозяин в этом доме, вы все будете делать то, что я велю!

Гуля надулся, в глазах стояли слезы. Но уйти не посмел.

Гавриил Васильевич чувствовал себя неловко при семейной сцене, но ему некуда было деваться. К тому же нужно было срочно закончить дизайн и приступить к финальным отделочным работам.

Гриша объяснял, какие растительные элементы он хотел бы добавить. Поняв, что легче изобразить, взял карандаш и набросал извилистый узор с лепестками. Несмотря на то что неумело изображенный декор был больше похож на голову медузы Горгоны, архитектор понял, что Елисеев имел в виду.

– Что скажешь? – поинтересовался отец у Гули, пытаясь переступить через обиду.

– Абсолютная безвкусица! – отрезал сын, не собираясь идти навстречу.

– А ну пошел вон! – заорал Елисеев и изо всех сил стукнул рукой по столу. – И чтоб из дома ни ногой! Пока не поймешь, как полагается себя вести!

Гуля убежал в свою комнату. Он не хотел плакать, как маленький, но слезы сами катились из глаз. В этот момент он ненавидел отца, который представлялся ему домашним тираном и самодуром.

В комнату Гули сквозь приоткрытую дверь проскользнул Сережа. Он сел рядом с братом на кровать.

– Он не должен запрещать нам заниматься тем, что интересно. Меня мутит, когда он заводит песню о торговле и как мы все унаследуем. Но нам нужно действовать хитрее. Нужно попроситься погостить у дяди Саши, потом у дяди Степы… нужно реже попадаться ему на глаза, – слова одиннадцатилетнего мальчика звучали убедительно.

В коридоре послышались шаги и шелест юбок. Сережа вскочил и зачем-то спрятался за занавеску.

В комнату вошла Мария Андреевна. Гуля лежал, уткнувшись лицом в подушку. Мать села рядом, стала гладить его по голове. Он вырос в красивого юношу, очень похожего на своего отца. Они оба были пылкие и гордые, поэтому им так тяжело было найти общий язык. Внешне в Гуле смешались обе елисеевские ветви – высоким ростом он пошел в деда Григория Петровича и дядю Сашу, но черты лица и необыкновенные голубые глаза взял от отца и бабушки. Правда, в отличие от дяди и отца, он был довольно крупным. Это, наверное, единственное, что он