нашей любви, чтобы хорошо сыграть выдуманную? Только чтобы вам досталось больше премий, больше славы?

– Бог весть, что ты несешь. Ничего он не лишится. – Константинович посмотрел на часы на руке, подсветил их кнопкой. – Знаешь, в супермаркетах дают, бывает, бонус. Покупаешь пять пачек масла и получаешь бесплатно какую-нибудь присоску на холодильник – утенка, клубничку, помидорку? Так вот через год ты получишь такую помидорку. И Макар тоже. Через год у вас будет та книжная любовь, о которой ты так мечтаешь, ребенок. Ну а уж ваши горячие простыни, когда встретитесь, будете заливать ледяным вином! Кстати, раз уж зашла речь, другим способом ты ее, эту твою настоящую любовь, и не получишь. Войны или революции не предвидятся в ближайшее время. И «Титаник», – он вдруг хихикнул, – давно затонул.

Она на секунду смешалась – этот человек знает про плакат в ее комнате в общежитии? Или случайно так сказал?

– Специально никто такого не делает.

– А почему нет? Результат будет тот же. К тому же не выпендривайся, ребенок, ты, как и все, придумываешь, режиссируешь свою любовь каждый день, просто на мелком уровне. Я же предлагаю тебе уровень повыше.

Аля решила проигнорировать эти безумные попытки ее подкупить.

– А с чего вы взяли, что эта подлость поможет Макару? Может, он и в самом деле не такой уж талантливый актер? Может, он из тех, кому суждено всю жизнь играть слуг и почтальонов?

– Тебе бы этого хотелось, правда, ребенок? Меньше ответственности, проще жить. Что касается твоего вопроса: а я ни в чем и не уверен. Возможно, мы получим дырку от бублика. Но я не первый год живу, не первый год работаю с актерами, кое-что понимаю в их одаренности и потенциале. И если я вижу, что для запуска на роль человечек не дотягивает самую малость, и если этот человечек нужен мне для фильма, я стараюсь всеми силами и методами помочь. Даже если это будет его единственная большая роль.

– Всеми методами? И преступными?

– Если бы я пользовался преступными методами, то отравил бы тебя сейчас и все. Или запер в каком-нибудь подвале на год. Я же прошу помочь. Господи, ребенок, если ты смотрела мои фильмы, то должна была обо мне кое-что понять.

– Я не собираюсь предавать Макара.

Снова налил рюмку, вытянул ноги. Море лизнуло его подошвы, обожглось и поспешно отступило.

– В этот день я всегда напиваюсь, а сегодня что-то запаздываю. Вот что я еще хотел сказать по делу: мы обустроим тебя на этот год. Так, как хочешь. Там, где хочешь. Выбирай любое место вне Москвы. Хоть Северный полюс, хоть Ницца, хоть Африка. Мы все устроим. Иди и подумай. В начале сентября жду ответ или действие. Алеша всегда на связи. Да, я рассчитываю, что этот разговор останется между нами. Впрочем, дело твое. Можешь лишить Макария шанса. Все, иди.

Але хотелось швырнуть чем-то в самодовольную рожу режиссера.

– Даже и не думайте, что я пойду на это, – выкрикнула она и направилась к тропинке. Барса громко залаяла.

– Какой толк в любви, ребенок, если не жертвуешь ничем? – донеслось в спину. – А кроме того, тебе не кажется, что ты кое-что должна этой семье? Кое-что большее, чем пятьсот долларов?

Когда она шла назад, ее тело вибрировало, подрагивало, подскакивало то плечом, то бедром. Кто-то пролетел у лица, упруго и гулко размахивая крыльями. Степь, небо, море слились в единую тьму, только фонарики плыли в ней, ведя к освещенному празднующему дому. Едва шум моря стих за спиной, как послышались приглушенные смех и музыка. Броня сознания внезапно пробилась, и на несколько секунд Аля перестала понимать, где находится. Она потеряла себя, ей показалось, что ее нет и никогда не было, как не было и всего остального, а была всегда только тьма и сухой теплый степной ветер. Она сделала судорожный вздох, и приглушенная высоким белым забором музыка стала вновь слышна, проявились опять и огоньки фонариков. Калитка была не заперта, поддалась сразу. Сейчас же Аля расскажет Духову о подлости Константиновича, о низости, о предельной бесчеловечности возомнившего о себе бог знает что режиссеришки. Они уедут немедленно. Алеша отвезет, или дойдут до поселка, а там найдут машину.

Она взяла правее, чтобы быстрее обогнуть дом и выйти к гуляющим. Уйдя с тропинки, тут же запуталась в деревьях: мимикрировавшие под ночь, ставшие черными хвойники принялись толкать ее, как мячик, от одного ствола к другому. Чуть не разревелась от злости, помчалась напролом, вырвалась, вылетела к парадному входу дома и резко остановилась. На веранде Духов и Полинка устроили импровизированный театр и разыгрывали какую-то сценку. Вынесли даже реквизит – стул, две рюмки и обглоданную ногу курицы на блюде. Римма сидела на стуле в «партере» (на газоне, у лестницы) с куском праздничного торта и, не скрывая восхищения, смотрела представление. Рита стояла рядом с сестрой – ноги широко расставлены, так что подол платья того гляди треснет, рот приоткрыт, глаза по-детски заворожены происходящим. Алеша с вечной кока-колой вытянулся на траве, оперся на локти и смотрел на актеров снизу вверх.

И Духов, и Полинка были пьяны. Или в самом деле, или от своей игры. Зрители, все три человека, дружно рассмеялись над шуткой, которую Аля прослушала, Римма громко захлопала, а за ней и Рита. Когда хлопки стихли, пьеска продолжилась. Аля свернула за дом, надеясь, что стеклянная дверь с той стороны еще не заперта. Дверь оказалась открыта.

Она поднялась в комнату. Включила свет. Вытащила сумку, сложила вещи, документы. Ничего, сейчас немного успокоится, так даже лучше. Спокойно расскажет Духову о сделке, которую предложил его любимый режиссер, учитель, ментор, кто там он ему. А то, что это сделка, она не сомневалась, что бы он ни говорил про ее выбор. Да. Она подождет Духова здесь. Размеренно подышит, подберет правильные слова. Аля выключила свет, легла на кровать, стараясь дышать медленно и монотонно.

Минута, другая. Вдруг показалось, что белье под спиной липкое, точно его облили растаявшим мороженым. Она села. Одежда тоже была липкой, сальной, грязной. Аля вскочила, резко стянула с себя все. Вытащила из только что собранной сумки чистое белье, шорты и футболку. Замерла. Теперь липкими казались уже кожа, волосы, даже ресницы. Немедленно все смыть, стереть! Схватив полотенце, побежала в душ. Но едва струи воды коснулись головы, как до нее дошло, что и вода в этом доме было его. Мерзкая, нечистая, она сейчас касалась ее тела. Аля, дрожа, прислонилась спиной к прохладному белому кафелю. Подступила тошнота, Алю вырвало – остатки праздничного ужина исчезли в водовороте