– Кстати, может быть, и убила, – поправил ееМаксим. – Не знаю, Даш. Нужно подумать. А самое главное – нужноопределить, ху из ху.

– Папа! – воскликнула Олеся.

– Олеся! – с той же интонацией отозвалсяМаксим. – Английский нужно учить, а не шарфики вязать! «Ху из ху» означает«кто есть кто». Совершенно очевидно, что Боровицкий описывал определенныхстариков из пансионата. Наверное, каждый из них зашифрован в одной истории.

– Подожди, подожди… – нахмурилась Даша. – Ичто, все они оказались в одном пансионате? Все свидетели убийства?

– Да, фигня получается, – признал муж. –Тогда остается только одно: часть историй написана для отвлечения, просто так.А одна должна быть связана с последней. И в ней, по всей видимости, описанчеловек, знающий о преступлении.

– Тогда получается, что мне нужно выяснить… –начала Даша.

– Тебе нужно выяснить, в какой именно истории описанреальный человек, которого ты знаешь. А ты должна его знать, потому чтоБоровицкий явно не просто так знакомил тебя со всеми.

– Значит, – с нескрываемым сарказмом произнеслаДаша, – мне нужно всего лишь узнать у каждого всякие мелочи из биографии.Подходить к ним и спрашивать: простите, у вас родственники не погибали вавтомобильной катастрофе? А старушку вы не хотели придушить? Что у нас тамеще… – Она заглянула в записи. – Да, вот: соседка никогда мужа у васне пыталась отбить? Так, глядишь, что-нибудь и выяснится.

Максим воодушевился:

– Вот и я предлагаю: давай бросим эту бредовую затею,пока не поздно, а? Это же и в самом деле нелепо и невыполнимо! Ты только времязря потратишь.

Даша аккуратно сложила листки в стопочку, а потом посмотрелана мужа.

– Завтра попробую поговорить с Красницкой, –сообщила она как ни в чем не бывало. – Она все-таки куда приятнее бывшейбалерины Окуневой.

Максим встал с дивана и пошел на кухню. Через минуту оттудадонесся его голос:

– Кстати, не забудь – Боровицкий тебя не только сдамами знакомил. Но и с джентльменами.

– Но в историях-то описаны женщины, – заметилаДаша.

– А ты перечитай их внимательно, – посоветовалМаксим, появляясь в дверях. – Или мужья у нас нынче за людей не считаются?Так что выяснять подробности биографии нужно не только у старушек, но и устариков.

Даша вздохнула и отправилась собирать сумку на завтрашнийдень.

На ее счастье, божий одуванчик Римма Сергеевна встретиласьей почти у входа в пансионат. Красницкая бросилась к Даше как к старой подругеи, утирая слезы, начала рассказывать о смерти Уденич.

– Зачем ей понадобилось ночью выходить на улицу? –недоумевала Красницкая. – Вы только подумайте, Дашенька – октябрь,холодно, промозгло… А Ирина Федотовна в ночной рубашке отправляется гулять! Нуне странно ли?

Даша предположила, что Уденич услышала что-то необычное, ноКрасницкая не стала развивать тему. И Дашины намеки на то, что сердечныйприступ у той случился не просто так, тоже пропустила мимо ушей. Тогда Дашарешила зайти с другой стороны.

– Римма Сергеевна, – сказала она, –расскажите мне о детях, с которыми вы занимались. Пожалуйста.

Красницкая удивилась, но Даша использовала домашнююзаготовку. Честно глядя в голубые старушечьи глаза, она объяснила, что ей, каклогопеду, хотелось бы перенять у Риммы Сергеевны опыт. Красницкая обрадованноподхватила Дашу под ручку и начала рассказывать. Кое-что Даша записывала,пользуясь тем, что Римма Сергеевна не смотрит в ее записи. Спустя час, когда надорожке показалась медсестра, старушка спохватилась.

– Господи боже ты мой! – всплеснула онаруками. – У меня ж процедуры! Ну, Дашенька, ну, звездочка, совсем вы менязаговорили!

Даша не стала напоминать, что весь последний час говорилаКрасницкая, а сама она только слушала и записывала, улыбнулась и помахала милойстарушке рукой. Первый пункт плана был выполнен.

Даше можно было уходить, но что-то заставило ее обогнутькусты и по выложенной гравием дорожке дойти до маленького прудика.Виконта-Яковлева не было видно. «Его сын – вор в законе», – вспомнила Дашаслова Боровицкого. Кем мог быть старик со странным прозвищем Виконт в рассказахБоровицкого? Кем угодно. Мужем девушки Лены, которого соблазняла соседка, илидобрым парнем, подобравшим несчастную девушку Иру на кладбище. Вот только неАнтоном, осужденным за убийство своей любовницы.

«Что же было с Антоном потом? – задумалась Даша. –Боровицкий оборвал историю на вынесении приговора. Но ведь жизнь его на том незакончилась! Или закончилась?»

Сзади зашуршала галька. Даша обернулась и увидела БорисаДенисова, главного врача пансионата «Прибрежный».

* * *

Борис Денисов ненавидел стариков. Всех. Поголовно. Особенно– тяжело больных. Он искренне не понимал: почему эти люди, дошедшие до самогокрая жизни, не хотят оборвать свое никчемное, никому не нужное существование?Зачем они страдают сами и заставляют страдать других? Это аморально!

Когда Борис Денисов был маленьким, отец ушел из семьи. Егоместо быстро занял отчим – большой равнодушный человек с постоянно воспаленнымибелками глаз. Боренька Денисов, думая об отчиме, первым делом вспоминал егокрасные белки. А больше вспоминать ему было и нечего.

Отчим не обижал Борю, но и не играл с ним. Игнорировал.Школьные задания не проверял, за двойки не ругал – это с успехом делала мать.Когда Боря в тринадцать лет здорово поранил руку ножом и с криком прибежалдомой, Петр Иванович только равнодушно бросил:

– Водой промой. И перестань орать – чай, не сдохнешь.

Боря, конечно же, не сдох. Но шрам у него остался надолго.И, глядя на этот шрам, он вспоминал голос отчима: «Чай, не сдохнешь».

А потом Денисов вырос, закончил мединститут, женился в мерунеудачно и привел жену в дом матери и отчима. Потому что куда же еще ему былоприводить жену? Отчим постарел, но по-прежнему не замечал Борю. ВзрослыйДенисов стал понимать, что отчим вообще никого не замечает. Может, только себя,и то не всегда.

Жизнь текла своим чередом. Незаметно умерла мать Денисова,жена нарожала детей – шумных и крикливых, и Денисов стал уставать. Емухотелось, придя с работы, завалиться на диванчик с любимым журналом и отдохнутьв тишине, но комната с диванчиком была занята отчимом, в зале носились икричали дети, суетилась жена. После долгих раздумий Денисов решил, что квартирунужно разменять, хотя превращать трешку в двушку очень не хотелось. И тут отчимзаболел.

Сначала решили, что ничего серьезного у него нет – так,обычные старческие капризы. Но через три месяца Петр Иванович уже не вставал спостели – лежал, охал, переворачиваясь с боку на бок. Перед угрозой появлениялежачего больного в доме Денисов собрал все силы и проконсультировался сврачами. Прогноз оказался неутешительным.