– Убил, разумеется, – кивнул Горгадзе, впиваясь вДашу взглядом. – Ножом заколол. А нож в столовой взял. Подошел –раз! – и ткнул его. – Старик ткнул в Дашу длинным пальцем. – Авы что, не верите мне, что ли?

– Верю, – быстро ответила Даша. – Только вотследователь сказал, что Петра Васильевича убил случайный грабитель, которыйчерез окно залез.

Горгадзе нахмурился и покачал головой.

– Сама придумала? – с легким презрением в голосеспросил он.

– Нет, правда, мне следователь по телефону сказал! Вотпоэтому я и удивилась…

– Врет твой следователь, как сивый мерин, – вескопроизнес старик, кривя рот. – Надо бы и его убить.

Он обогнул Дашу, чуть не столкнув ее в клумбу, и направилсяк пруду. Открыв рот, Даша смотрела ему вслед. Получается, сын Боровицкого былправ? Петра Васильевича и в самом деле убил сумасшедший старик?!

Не дойдя до пруда, Горгадзе неожиданно развернулся и пошел обратно.Даша и сама не смогла бы объяснить, откуда у нее возникло ощущение опасности.Ей показалось, что старик сообразил что-то и теперь собирается расправиться сней. «Проша!» – мелькнуло у нее в голове, и она уже открыла рот, чтобы позватьсобаку, но тут вмешался новый персонаж.

Горгадзе был в пяти шагах от нее, когда что-то прошуршалосзади и перед Дашей очутился маленький смешной человечек с венчиком волос,обрамляющих идеально круглую лысинку. На человечке была затасканная сераякуртка в дырах.

– Ай-яй-яй! – погрозил он Горгадзе пальцем, и тотвынужден был остановиться.

Даше показалось, что она участвует в какой-то не оченьудачной постановке. Даже название промелькнуло в голове: «Слишком многостариков». А маленький лысый человечек не отступал, и Горгадзе нависал над ним,словно собираясь клюнуть кривым носом.

– Это Дарья Андреевна, – сообщил человечек слысиной, – друг моего друга. А ты ее обидеть хочешь. Нехорошо! –укоризненно добавил он.

Даша еще соображала, откуда старичок знает ее имя, а Горгадзеразвернулся и пошагал прочь. Неожиданный защитник повернулся к ней, и Дашавспомнила, кто он такой. Местный сумасшедший, Ангел Иванович! Господи, еще одинсумасшедший!

– А вы не бойтесь, – тонким голосом сказал АнгелИванович. – Он не придет больше. Ходит да хвастается, а сделать ничего неможет.

Сейчас он говорил совсем не так, как тогда, в лесу.«Картошечки хочется, а мне не дают», – всплыл у Даши в голове просящийголос.

– Он сказал, что Петра Васильевича убил, – струдом разжав губы, выдавила она.

Ангел Иванович по-птичьи наклонил головку и моргнул.

– Петр Васильевич – мой друг, – нараспев сказалон. – Слушал меня, жалел. Как его убить можно? А ведь убили. Только неэтот, нет. Жалко – всех убивают. Тебя не убьют? – Он с тревогой заглянулДаше в глаза. – Нет? Скажи, не убьют тебя?

Столько искренней заботы было в голосе смешного маленькогочеловечка, что Даша быстро помотала головой и, повинуясь порыву, положила рукуна рукав Ангела Ивановича. Тот улыбнулся, покивал и попросил:

– Ты уж, пожалуйста, не умирай. Вот друг мой слушалменя, слушал – и умер. А тебе я ничего рассказывать не буду. Ты и останешьсяживая.

Лицо его неуловимо изменилось – застыло, вокруг губсобрались мелкие складочки, глаза словно помутнели.

– А я ведь не виноват, – сказал он писклявымголосом и вцепился в Дашину руку. – Мне вот что – крики там, или бьют – ая ни при чем! И ведь не скажешь, да, не скажешь! А мне бы по солнышку и поберегу – а топят, и рыбок нет…

Человек залопотал что-то уже совершенно невнятное, раскачиваясьна месте. К ним подбежали две толстые медсестры в толстовках, взяли АнгелаИвановича под руки и нежно повели к пансионату. Он не сопротивлялся, необорачивался на Дашу. Только прозрачные волосики над его головой трепыхались ответра, и выглядело это так жалко, что она чуть не рванула за ними следом. Ееостановил негромкий голос за спиной:

– Дарья Андреевна, вы не хотите закончить своиэксперименты?

Даша узнала голос, обернулась.

– Почему же эксперименты, Лидия Михайловна? –ответила она вопросм на вопрос. – Я просто делаю то, о чем просил меняПетр Васильевич, – продолжаю его книгу.

– И о чем она? – после паузы спросила Раева.

– О жизни, – нашлась Даша. И сразу довольнонеуклюже перевела разговор: – Скажите, а что с этим стариком, с АнгеломИвановичем? Он совсем сумасшедший, да?

Раева повернула бледное лицо в сторону удаляющихся трехфигур.

– Да, он очень болен, – подтвердила она. – Мыделаем все, что можем, но он болен не только душевно, но и физически.

В обычных холодных интонациях Раевой Даша с удивлениемуслышала грусть.

– Лидия Михайловна, – внезапно вырвалось унее, – зачем вы держите его здесь? Ведь с ним одни хлопоты!

Раева улыбнулась, глядя вслед старичку с лысиной.

– Потому что я решила, что так будетсправедливо, – ответила она. – Если в силах одного человека хотькак-то компенсировать страдания, то это должно быть сделано. Потому что божьевоздаяние далеко, да я и не верю в него, если ты что-то можешь – сделай этоздесь, в этой жизни, своими руками.

Даша глядела на нее, пораженная этой внезапнойоткровенностью. Раева по-прежнему не сводила взгляда с троицы, медленнобредущей к дверям, и лицо ее было освещено такой мягкой улыбкой, какой Дашаникогда прежде не видела на лице суховатой и сдержанной управляющей.

У дома Дашу ожидал новый сюрприз. Глеб Боровицкийсобственной персоной! Она призвала Прошу к ноге и немного нерешительно подошлак сыну Петра Васильевича, пытаясь сообразить, как он узнал ее адрес.

– Здравствуйте. Вы меня ждете?

Глеб смотрел на нее без выражения, не отвечая. Даша вкоторый раз удивилась, что они с братом совершенно не похожи на отца. Лицо умладшего Боровицкого красивое, породистое, но эта породистость была начистолишена тонкости и интеллигентности, свойственной его отцу. «Типичная внешностьголливудского актера», – мелькнуло у Даши в голове.

– Дарья Андреевна, вы очень упорно уклоняетесь отразговора со мной, – сообщил Боровицкий, с ходу ошеломив Дашу.

«Когда я уклонялась от разговора? О чем он?» Она немедленнопочувствовала себя виноватой и даже собралась извиниться, хотя не оченьпонимала, за что.

– Вы приняли решение, о котором мы с вами говорили?

Глеб не сводил с нее темных глаз, и от его взгляда Дашаникак не могла сосредоточиться, обдумать, что же ей говорить. Что онарасследует убийство его отца? Что у нее остались какие-то непонятные записиПетра Васильевича и она определится с квартирой, когда расшифрует их? «Господи,бред какой…»