Завернув за угол здания, они столкнулись с высоким крупным мужчиной цыганской внешности с плетью в руке. «Виконтесса» невольно отпрянула, всматриваясь в его чёрные навыкате глаза, всклокоченную бороду и длинные волосы, выбившиеся из-под натянутого по самые глаза треуха. С развевающимися на ветру полами кафтана, он был похож на разбойника с большой дороги.

Ольга, приблизив Тауни к себе и заслонив её, воинственно вскинула на мужчину округлившиеся от страха глаза.

Промычав что-то нечленораздельное и низко кланяясь, он неожиданно юрко уступил им дорогу.

— Это Феликс, — поспешила успокоить её девочка. — Он добрый. И без языка.

Облегчённо выдохнув, Ольга поправила:

— Немой.

Повстречайся такой добрый Феликс на пустынной зимней дороге и лишь от одного его вида можно в обморок упасть.

— А зачем плеть с собой носит? — проводила она ссутулившегося мужчину подозрительным взглядом. Сердце успокаивалось медленно, нехотя.

— Он кучер. Наверное, хозяина привёз.

— А там конюшня? — указала Ольга на длинное здание впереди.

— И псарня, — кивнула Тауни.

«Виконтесса», взяв её за руку, повернула назад. Встретиться у конюшни с графом Малгри не входило в её планы. Коней она не боялась, но лошадь Шэйлы, разумеется, не узнает. Как и не знает её клички. Не хотелось лишний раз показывать его сиятельству, что она ничего не помнит.

Ольга надеялась, что ездить верхом её заставлять не будут. Падение со стремянки должно было надолго отбить желание у Шэйлы подниматься даже на высоту своего роста.

Она запоздало пожалела, что без тени страха ступила на лестницу в библиотеке. Всего не предусмотришь! Это для неё стремянка в читальном зале выглядела устойчивой и надёжной. К тому же за спиной находился мужчина, воспоминание о котором приятным ознобом прокатилось по телу, а губы дрогнули в улыбке.

Ольга подкрутила до отказа фитиль на керосиновой лампе и поставила её на ступеньку стремянки. Вернула на место книгу Вальтера Скотта. Требовательный современный читатель сказал бы, что роман ему «не зашёл». При чтении книги даже не клонило в сон. «Виконтесса» поглядывала на дверь в ожидании, что в библиотеку придёт граф. Но с каждой минутой её надежда таяла — сегодня она его так и не увидит. Его сиятельство с дороги устал, уже спит и видит пятый сон.

Она раскраснелась и злилась на себя: почему думает об этом мужчине? Разве она не должна, как примерная жена, думать только о муже, вынашивать планы завоевания его сердца, уделять внимание исключительно своему внешнему виду, больше отдыхать и много есть?

Ольга, привстав на цыпочки, не спеша перебирала тонкие книжицы на высокой полке, не зная, на чём остановить свой выбор. Поэзия не привлекала, книги о путешествиях казались пресными, любовные романы — глупыми.

— «Этикет. Жизнь в свете, дома и при дворе», — прочитала она название очередной брошюры. — Ну-ка, иди сюда… — прихватила лампу и села в кресло у камина.

Сегодня в библиотеке было тепло — то ли ветер на улице стих, то ли не пожалели дров. В камине успокаивающе потрескивали поленья, огонь отбрасывал на книжные шкафы мерцающие оранжевые отсветы. Ольга стянула с плеч кашмирскую шаль и уложила её на подлокотник.

Через полчаса чтения женщина задумалась. Жизнь в свете и при дворе вопросов не вызвала, а вот жизнь дома… На жену возлагалась масса обязанностей, бо́льшую часть которых она делила с экономкой. Если у хозяйки была личная горничная, то у супруга имелся лакей, который заботился о личных нуждах хозяина и его одежде. У жены имелась портниха, а у мужа был свой портной. Но… они шили новую одежду, а ремонт поношенной ложился на плечи хозяйки. Значит ли это, что Шэйла периодически наводила ревизию в шкафу Стэнли, отбирая требующее ремонта бельё? Вероятно, Ольге следует — пока Айсберга нет дома — перетрясти его шкаф? Она густо покраснела от мысли об этом.

На сегодня хватит, — вернула книжку на место, запоминая её местоположение, собираясь ещё разок почитать про жизнь в свете. Скоро намечается какое-то торжество, и знания не будут лишними.

«Виконтесса» лениво потянулась, рассеянным взором окидывая читальный зал. Ставни на стене снова приковали её взгляд. Очень уж захотелось напоследок взглянуть на красавицу-пфальцграфиню и её не менее красивого мужа.

Ставни распахнулись с трудом, будто не желая подчиняться чужим рукам. Ольга отошла на несколько шагов и сложила руки на груди, упиваясь созерцанием семейной идиллии. Хорошо, когда ты один на один со своими мыслями, можешь сесть, как тебе нравится, стать, расслабить мышцы уставшей спины. Не нужно контролировать движения рук, мимику лица, при разговоре подбирать и обдумывать каждое слово.

Взгляд упал вниз на поблёскивающую рядом с фолиантом цепь. Ольга решила, что посмотрит рисунки и уйдёт. В прошлый раз под пристальным взором графа Малгри она глянула их наспех. Теперь же появилась возможность всё рассмотреть не спеша.

Она принесла напольный канделябр и поставила его так, чтобы осветить нишу.

Сдвинув книгу к краю, открыла её на странице с первым вложенным рисунком. Сверила дату записи с датой на изображении.

— Стефания, — прочла она под рисунком. Далее был изображён Николас с игрушками и котом.

«Виконтесса» открыла следующую страницу с помещённым туда изображением сидящей спящей старушки.

— Стоп! — накрыла она зарисовку ладонью, возвращаясь к предыдущему изображению. Всмотрелась в то, что вызвало недоумение.

— Не может быть, — прошептала, хватая лист плотного пергамента и приближаясь с ним к канделябру.

Среди игрушек она увидела машинку. Детскую, из дерева, самодельную. С кабиной, кузовом, четырьмя колёсами и человечком за рулём. Если это одиннадцатый век — а так оно и есть, — то откуда у ребёнка машинка? Разве в то время были машины? Самоходная тележка и броневик Леонардо да Винчи не в счёт! Они выглядят иначе и изобретатель жил в пятнадцатом веке.

От протяжного скользящего шуршания позади и последовавшего за этим тяжёлого шлепка́, Ольга вздрогнула и резко обернулась.

Рукописная книга — самая большая ценность в этом доме! — повисла на цепи, касаясь перекошенным углом пола. Выпавшие рисунки веером легли на край ковра, а обложка вот-вот готова была оторваться!

Сердце Ольги ухнуло в пятки. Отбросив пергамент с изображением ребёнка с игрушками, она упала на колени, подхватывая фолиант.

— Нет, нет, — застонала неистово, — только не порвись.

Осторожно, как редкую вазу из тончайшего богемского стекла, «виконтесса» подняла книгу на полку в нише. Собрала с ковра рисунки и озадаченно почесала затылок. Предстояло вернуть их на место, разместив по датам.

Вспомнив, что видела пюпитр, Ольга принесла его и уложила на него тяжёлый фолиант.

Повернув голову в сторону двери, прислушалась — свидетели её криворукости ей не нужны.