Разложить три десятка рисунков по датам оказалось не так-то просто. Она села на стул и склонилась над книгой. Всматривалась в выцветшие чернила, сверяя с датами на изображениях. В слезящихся глазах щипало от напряжения и усталости. Нет, Ольга никуда не уйдёт пока не соберёт разлетевшийся «пазл».

Граф Малгри оказался прав: бо́льшая часть рукописи оказалась нечитаемой. Мало этого, перевалив за середину, записи в ней изменили направление. Кто-то перевернул книгу и начал писать с другой стороны — навстречу записям пфальцграфини.

В руках Ольги осталось шесть рисунков и изображение с машинкой в том числе.

— Ладно, — спокойно отреагировала она на неожиданное неудобство. — Я тоже не буду возражать против… аллигата, — нашлось подходящее слово фолианту-перевёртышу.

Глянув на чёрную полоску между портьерами ближайшего окна, она коротко вздохнула — поздний вечер. Она потеряла счёт времени. Скоро в библиотеку заглянет Траффорд.

Ольга прочитала, что дворецкий кроме всего прочего должен проверить целостность задвижек на окнах и погасить камин и свечи.

Перевернув рукопись и открыв её, «виконтесса» уставилась на ровные строки. В глазах зарябило от жгучего желания понять, что она видит. К напольному канделябру присоединилась керосиновая лампа. Тряхнув головой и прижав подушечки пальцев к глазам, Ольга немного выждала и снова вернулась к книге.

Картина осталась прежней: буквы слились в слова, те — в предложения и нужно быть совсем уж безграмотной, чтобы не узнать свой родной русский язык. Русский!

«Я никогда не думала, что мне будет так невыносимо больно», — прочитала Ольга.

Вспомнив, что в семье графа знают русский язык, она успокоилась. Кто-то из предков испортил рукописный фолиант своими записями.

— Как же так? Какое кощунство! Зачем? — изучала она выцветшие чернила, точь-в-точь похожие на чернила с обратной стороны книги.

Ольга поддела пальцами несколько десятков страниц, осторожно их переворачивая. Записи на русском языке продолжались.

Вернувшись к старонемецкому тексту на обороте, Ольга тщательно всмотрелась в наклон букв, нажим пера, характерную букву «а» и заглавную «В». Снова заглянула в русский текст, качнула головой. Она не ошиблась — почерк один и тот же, а буковки… такие русские, читаемые, без вычурной витиеватости, свойственной старославянским или древнерусским символам алфавита. Отсутствовали буквы Ѳ «фита» и Ѣ «ять», упразднённые реформой орфографии в 1917-1918 годах.

— Что за чёрт! Я же пока в своём уме? Или нет?

Рукописная книга большая и искусная подделка? Невозможно! Загадка кроется в русскоязычном тексте?

Дрожащими руками Ольга перевернула ещё десяток страниц и наткнулась на «секрет» — сложенный треугольником лист. В похожие «конверты» современные девочки записывают или прячут что-нибудь значимое для себя.

Так и есть. Помятая, затёртая и посеревшая от времени шоколадная упаковка слегка прилипла к внутренней стороне «конверта».

«Кто откроет мой секрет, тот получит сто конфет», — было выведено внутри листа.

— Господи, — простонала Ольга. Подобные стишки писали её девчонки-пятиклашки в своих тетрадях с секретиками, и перед ней предмет никак не девятнадцатого века.

Она вертела в руках обёртку от тёмного немецкого шоколада. Понюхала её, пропахшую листами книги. Отказывалась верить своим глазам. Отказывалась верить в происходящее. Закружилась голова. Танцующее перед глазами пламя свечей ослепляло.

«Виконтесса» взяла со стола графа Малгри лупу и вернулась к пюпитру.

Она не знала немецкого языка. Этого и не требовалось, чтобы понять условные обозначения — маркировку, штриховой код, состав смеси и, главное, разобрать едва видный срок годности стограммовой плитки: 02.2016.

Ольга откинулась на спинку стула и закрыла глаза, чувствуя, как на неё навалилась давящая звенящая тишина. Лишённые логики предположения, одно нелепее другого, теснились в голове, распирая виски болью.

— Миледи… — услышала она дрогнувший голос дворецкого и повернулась к нему, с трудом фокусируя взгляд на высокой сутулой фигуре. — С вами всё хорошо?

Напряжённая поза и беспокойный взор Траффорда подтвердили, что выглядит «миледи» не самым лучшим образом. Ольга смотрела на кувшин в его руке и молчала. Приходила в себя, сбрасывая оцепенение, выравнивая участившееся дыхание.

Мужчина подошёл ближе, всматриваясь в её лицо.

— Устала немного, — как можно спокойнее ответила она, наблюдая, как дворецкий направляется к камину.

— Если вы намереваетесь здесь задержаться, я подброшу дров, — сказал он, опуская кувшин у каминного ограждения.

Задержаться в библиотеке? Да она и не собиралась никуда уходить! Перед ней фолиант с частью текста на русском языке и она ни за что не упустит возможность разгадать загадку шоколадной обёртки.

— Останусь ещё ненадолго. Вы не беспокойтесь и идите отдыхать. Когда я буду уходить, то погашу огонь в камине и затушу все свечи.

— Тогда я оставлю воду здесь, — без тени сомнения ответил Траффорд и, подкинув дров, подошёл к Ольге. От его сверлящего взора у неё по спине поползли мурашки. — Спокойной ночи, миледи.

Спокойной ночи? Она в этом уверена не была. Язык сковало, а робкая мысль, что Тауни посвятила деда в их тайну, крепла.

— Может, хотите чаю? — обернулся от двери мужчина.

— Пожалуй, — не стала отказываться она. Ночь предстояла бессонная и беспокойная. — Скажите, пожалуйста, Мадди, пусть принесёт.

«Я никогда не думала, что мне будет так страшно», — вернулась в начало текста Ольга, оставив решение всех загадок на потом. С трудом разбирала местами размытые слова.

«Сейчас, по прошествии недели, я могу писать спокойно, а тогда…

Весь вечер мне было душно. Предчувствие надвигающейся беды не отступало, лишь усиливаясь. Николас капризничал, а Стефания, противно скривившись, отказалась есть гречневую кашу и, как бы невзначай, вывернула тарелку себе на колени. Только присутствие Брунса сдержало меня, чтобы тут же не всыпать ей как следует. Сдёрнув дочь со стула, отняв будуарную куклу и лишив вечерних развлечений, я отправила её в свою комнату. Мальчишки притихли, а Николас готов был расплакаться. Георг, стукнув ложкой по столу, неожиданно попросил добавки и я улыбнулась. Понятно, в кого пошёл этот солнцеликий пацан с такими же кошачьими глазами, как у его отца.

Я ждала Герарда, а его всё не было. Гнала плохие мысли прочь. Он уже неделю приходил домой поздно, чтобы помыться, переодеться и поспать. Рано утром уходил, и я снова решала одна все домашние проблемы. Находя свободную минутку, чтобы заскочить к Элли, полюбоваться на крошку Анастасию и переговорить с Ирмгардом о предстоящем наплыве постояльцев в таверну. Просто сказать, что я устала, значит, ничего не сказать. Нервы были взвинчены до предела.