– Да погоди ты, – бежал рядом Борисов, хватаясь за бортдвуколки.

– Отойди, говорят! – Голубев замахнулся кнутом.

Лошадь рванула, Борисов отлип.

Когда Борисов вернулся в райком, там царила полнаярастерянность. Обсуждали, что делать. Парнищев предложил:

– Раз он сам положил билет, у нас нет другого выхода, какпринять его.

Вскочил Неужелев.

– Нет, товарищи, так нельзя. Это будет политической ошибкой.Мы, товарищи, не можем допустить, чтобы коммунисты кидались самым дорогим длянас документом. Мы должны заставить Голубева взять партбилет обратно. А воткогда он его возьмет, тогда мы его и… – Неужелев сделал хищный хватающий жеструкой.

– Правильно, – сказал Ревкин. – Думается, что Неужелев делоговорит. – (Неужелев скромно потупился.) – Давайте запишем примерно такоерешение. Первое: осудить недостойное поведение коммуниста Голубева и указатьему на недопустимость небрежного обращения с партийным билетом. Второе: обязатьтоварища Голубева принять обратно партийный билет. Выполнение поручить… – Онподнял голову и встретился глазами с Борисовым. – Вот товарищу Борисову ипоручим, – завершил он злорадно. Борисов покорно наклонил голову.

Пора нам изобразить и свою птицу-тройку. Да где же еевозьмешь? Пусть заменой ей будет крытая полуторка с военным номером на бортах.Она мотается по всем дорогам в пределах расположенного на территории областивоенного округа. Когда несется она по пустынной дороге, из полуторки доноситсявизг поросят и ошалелое кудахтанье кур.

Экипаж полуторки, состоящий из трех человек, не считаяшофера, чем-то напоминает концертную бригаду, обслуживающую удаленные от центранаселенные пункты. Представления, которые дает эта бригада, и похожи наконцерты или, точнее, на короткие драматические спектакли с одним и тем жефиналом. Но это не концертная бригада, это выездная коллегия Военноготрибунала, это тройка. Впереди рядом с шофером сидит председатель, полковникДобренький, приятного вида человек с сизым носом на полном лице. НиколайСпиридонович жизнелюб. Любит пить горилку, «шутковать», «спивать писни»,неравнодушен к женскому полу. «Худых не люблю, – говорит он. – Люблю таких, шоббыло за шо учепиться». К подсудимым относится отечески, часто называя их неподсудимыми, а сынками. «Ну шо ж, сынок, я вижу. Родина тебя вырастила,воспитала, а ты ее предал, як отой Иуда за тридцать серебряных копеек». Иприговор в двух вариантах: расстрел или штрафная рота. И похоже, что приговорыэти не оставляют никакого следа в душе Николая Спиридоновича. Вечером того жедня, если попадется хорошая, «душевная» компания, он с удовольствием выпьет,закусит и заспивает:

Ой ты, Галю, Галю молодая,

Подманулы Галю, забралы з собою…

При этом он дирижирует подпевающими, подмигивает инедовольно морщится, если кто фальшивит.

В крытом кузове на скамеечке спиной к кабине сидят коллегиДобренького: два мрачных типа – Целиков и Дубинин. Тут же на полу подпрыгиваютмешки. Мешок муки, мешок гороха, мешок картошки. И мешки с живностью: споросенком, с курами, с гусями.

Бригада разъезжает по территории военного округа с заданием«оперативного осуществления социалистической законности в условиях военноговремени». Она судит дезертиров, самострельщиков и прочих военнообязанных,уклоняющихся от священного долга защиты отечества. Еще оперативней всех этихлюдей можно было бы расстреливать на месте без суда, но тогда где бы членытрибунала брали картошку, муку, поросят и прочее?

А ведь из-за всего этого задерживаться приходится то в однойместности, то в другой. И никак до Долгова добраться не могут.

Но вот уж как будто едут.

Едут! Едут! Не так ли и ты, Русь… впрочем, это, кажется,кем-то было уже написано.

А навстречу полуторке, оставляя за собой вихрящуюся полосупыли, птицей летит «ЗИС-101», и земляк Добренького, товарищ Худобченко,отворачивая текст от шофера и от сидящего сзади консультанта Пшеничникова,знакомится с документом, врученным ему в Долгове Борисовым.

…как честный коммунист считаю своим долгом довести до Вашегосведения, что в нашем районе идейно-воспитательная работа среди населениянаходится на угрожающе низком уровне…

…некий Чонкин при содействии своей сожительницы Беляшовой…оперативную группу из семи человек под командованием лейтенанта Филиппова…

…только с помощью воинской части удалось…

…последствия чего и доныне возбуждают нездоровый интерессреди отсталой части населения района и порождают разнообразные слухи… якобыкапитан Миляга… Все это, без сомнения, отрицательно сказывается на авторитетеорганов… как и многие коммунисты района, считаю необходимым провеститщательное… и укрепить партийные кадры…

Между тем полковник Добренький и товарищ Худобченкоприближались друг к другу со скоростью, равной сумме скоростей их машин. И вотуже «ЗИС-101» и полуторка поравнялись и остановились, загородив всю дорогу.Добренький выпрыгнул на дорогу, а Худобченко поманил его пальцем.

– Дэ путь держишь, козаче? – спросил Петр Терентьевич, доброжелательноглядя на опухшее от пьянства лицо полковника.

– Дезертира едем судить, Петр Терентьевич, – почтительноотвечал Добренький.

– Дезертира? – поднял брови Худобченко. – Не Чонкина ли?

– Чонкина, – кивнул полковник, удивляясь, что сам товарищХудобченко слышал такую незначительную фамилию.

– Ага… так… – задумчиво бормотал Худобченко, оглядываятучную фигуру своего земляка. – Во шо, козаче, ты зараз туды не изды. ДелоЧонкина откладывается. Там скоро будут дела покрупнее. Так шо вертай обратно.Поня́л?

– Поня́л! – вытянулся Добренький.

– О це и добре, – сказал Худобченко и вяло приподнял своюпухлую руку, как бы отчасти приветствуя полковника и одновременно давая шоферузнак двигаться дальше.