— Идемте в кабинет, — ответил Бриллингпо-русски. — Это очень важно.

Каннингем секунду поколебался, потом жестом предложилследовать за ним.

Поднявшись по дубовой лестнице, хозяин и незваные гостиоказались в богатой, но явно не праздной комнате. По стенам сплошь тянулисьполки с книгами и какими-то папками, у окна, возле необъятного письменногостола из карельской березы, виднелась стойка с ящичками, на каждом из которыхкрасовался золотой ярлычок.

Однако Эраста Петровича заинтересовали отнюдь не ящички (небудет же Каннингем хранить на виду секретные документы), а бумаги, лежавшие настоле и наскоро прикрытые свежим номером «Биржевых ведомостей».

Иван Францевич, видимо, мыслил сходно — он пересек кабинет ивстал подле стола, спиной к раскрытому окну с низким подоконником. Вечернийветерок слегка поколыхивал тюлевую гардину.

Отлично поняв маневр шефа, Фандорин остался возле двери.Теперь Каннингему деваться было некуда.

Кажется, англичанин заподозрил неладное.

— Вы странно себя ведете, Бриллинг, — сказал он направильном русском. — И почему здесь этот человек? Я его видел раньше, онполицейский.

Иван Францевич смотрел на Каннингема исподлобья, держа рукив карманах широкого сюртука.

— Да, он полицейский. А через минуту-другую здесь будетмного полицейских, поэтому у меня нет времени на объяснения.

Правая рука шефа вынырнула из кармана, Фандорин увидел свой«смит энд вессон», но не успел удивиться, потому что тоже выхватил револьвер —вот оно, начинается!

— Don't…![33] — вскинул рукуангличанин, и в тот же миг грянул выстрел.

Каннингема кинуло навзничь. Остолбеневший Эраст Петровичувидел широко раскрытые, еще живые зеленые глаза и аккуратную темную дыркупосреди лба.

— Господи, шеф, зачем?!

Он обернулся к окну. Прямо в лицо ему смотрело черное дуло.

— Его погубили вы, — каким-то ненатуральным тономпроизнес Бриллинг. — Вы слишком хороший сыщик. И поэтому, мой юный друг,мне придется вас убить, о чем я искренне сожалею.

Бедный, ничего не понимающий Эраст Петрович сделал несколькошагов вперед.

— Стоять! — с ожесточением гаркнул шеф. — Ине размахивайте пистолетиком, он не заряжен. Хоть бы в барабан заглянули! Нельзябыть таким доверчивым, черт бы вас побрал! Верить можно только себе!

Бриллинг достал из левого кармана точно такой же «герсталь»,а дымящийся «смит энд вессон» бросил на пол, прямо под ноги Фандорину.

— Вот мой револьвер полностью заряжен, в чем вы сейчасубедитесь, — лихорадочно заговорил Иван Францевич, с каждым словомраздражаясь все больше. — Я вложу его в руку невезучего Каннингема, иполучится, что вы убили друг друга в перестрелке. Почетные похороны ипрочувствованные речи вам гарантированы. Я ведь знаю, что для вас это важно. Ине смотрите на меня так, проклятый щенок!

Фандорин с ужасом понял, что шеф совершенно невменяем, и, вотчаянной попытке пробудить его внезапно помутившийся рассудок крикнул:

— Шеф, это же я, Фандорин! Иван Францевич! Господинстатский советник!

— Действительный статский советник, — кривоулыбнулся Бриллинг. — Вы отстали от жизни, Фандорин. Произведен высочайшимуказом от седьмого июня. За успешную операцию по обезвреживаниютеррористической организации «Азазель». Так что можете называть меня «вашепревосходительство».

Темный силуэт Бриллинга на фоне окна был словно вырезанножницами и приклеен на серую бумагу. Мертвые сучья вяза за его спинойрасходились во все стороны зловещей паутиной. В голове Фандорина мелькнуло:«Паук, ядовитый паук, сплел паутину, а я попался».

Лицо Бриллинга болезненно исказилось, и Эраст Петровичпонял, что шеф уже довел себя до нужного градуса ожесточения и сейчасвыстрелит. Неизвестно откуда возникла стремительная мысль, сразу жерассыпавшаяся на вереницу совсем коротеньких мыслишек: «герсталь» снимают спредохранителя, без этого не выстрелишь, предохранитель тугой, это полсекундыили четверть секунды, не успеть, никак не успеть…

С истошным воплем, зажмурив глаза, Эраст Петрович ринулсявперед, целя шефу головой в подбородок. Их разделяло не более пяти шагов.Щелчка предохранителя Фандорин не слышал, а выстрел прогремел уже в потолок,потому что оба — и Бриллинг, и Эраст Петрович, перелетев через низкийподоконник, ухнули в окно.

Фандорин с размаху ударился грудью о ствол сухого вяза и,ломая ветки, обдирая лицо, загрохотал вниз. От гулкого удара о землю захотелосьпотерять сознание, но горячий инстинкт жизни не позволил. Эраст Петровичприподнялся на четвереньки, безумно озираясь.

Шефа нигде не было. Зато у стены валялся маленький черный«герсталь». Фандорин прямо с четверенек прыгнул на него кошкой, вцепился изавертел головой во все стороны.

Но Бриллинг исчез.

Посмотреть вверх Эраст Петрович догадался, лишь услышавнатужное хрипение.

Иван Францевич нелепо, неестественно завис над землей. Егоначищенные штиблеты подергивались чуть выше головы Фандорина. Из-подвладимирского креста, оттуда, где на крахмальной рубашке расползалось багровоепятно, высовывался острый, обломанный сук, насквозь проткнувший новоиспеченногогенерала. Ужасней всего было то, что взгляд светлых глаз был устремлен прямо наФандорина.

— Гадость…, — отчетливо произнес шеф, морщась нето от боли, не то от брезгливости. — Гадость… — И сиплым,неузнаваемым голосом выдохнул. — А-за-зель…

У Фандорина по телу пробежала ледяная волна, а Бриллингпохрипел еще с полминуты и затих.

Словно дождавшись этого момента, из-за угла зацокали копыта,заклацали колеса. Это прикатили пролетки с жандармами.

* * *

Генерал-адъютант Лаврентий Аркадьевич Мизинов, начальникТретьего отделения и шеф корпуса жандармов, потер покрасневшие от усталостиглаза. Золотые аксельбанты на парадном мундире глухо звякнули. За минувшиесутки времени переодеться не было, а уж поспать — тем более. Вчера вечеромнарочный выдернул Лаврентия Аркадьевича с бала по случаю тезоименитствавеликого князя Сергея Александровича. И началось…