Мартин вздрогнул. Но ответил честно:

– Да.

– Замечательно! Не сам факт, разумеется, а ваша способностьк самообороне. Денежная компенсация от города? Вашим нравственным принципам этоне претит?

– Нет, – сказал Мартин.

– Гатти! – снова повернулся к мальчику чиновник. – Вот ещёодин пример достойного поведения! В критических ситуациях разумное существодолжно отбросить традиционные моральные нормы и сосредоточиться на выживании!

– Я запомню, папа, – повторил мальчик.

– Что ещё? – размышлял Лергасси. – Охрана по городу… но еслина вас совершат новое покушение в самолёте… Хорошо. Вас отправят скрытно и вполном одиночестве.

– Я хотел бы отправиться вместе с Мартином, – сказал Гатти.

– Нет! – Чиновник покачал головой. – Я понимаю, что этокрайне любопытное и познавательное приключение, но ты будешь обузой для нашегогостя.

Мальчик умоляюще посмотрел на Мартина, и тому пришлосьсделать вид, что он не понимает взгляда.

– Вроде бы всё… – рассуждал вслух Лергасси. – Что ж, рад былпомочь вам, уважаемый гость!

Аудиенция окончилась, и Мартин поднялся. Но что-то дёрнулоего за язык, и он спросил:

– Простите за любопытство, господин Лергасси… можно частныйвопрос?

– Конечно, – улыбнулся чиновник.

– Наши расы очень близки физиологически, но отличаются вомногих психологических аспектах…

Лергасси-кан согласно кивнул.

– Скажите, – продолжал Мартин, – а вы действительно готовыбыли позволить своему маленькому сыну отправиться в другой город вместе снезнакомым инопланетянином, за которым к тому же охотится неизвестныйпреступник?

– Так вы хотите его взять с собой? – удивился Лергасси-кан.– Что ж, мне кажется, что это может быть началом большой и крепкой дружбы…

– Нет, нет! – торопливо возразил Мартин, заметив, какоживился Гатти. – Я считаю это неразумным… и… э… не примером достойногоповедения! Но естественный страх за жизнь и безопасность…

– А… – кивнул Лергасси-кан. – Конечно же, я бы оченьволновался. Гатти – мой единственный сын. Но познавательный аспект такогоприключения перевешивает возможный риск для его жизни. Речь поэтому идёт лишь овашем удобстве.

Мартин помотал головой:

– Нет, всё-таки я плохо объяснил… На Земле любой родитель,если он психически здоров, попытается оградить своё потомство от малейшей, дажегипотетической опасности…

– Жизнь полна опасностей, – философски ответил Лергасси. –Отказала автоматика флаера – и вы упали с огромной высоты. Вы пошли на охоту –и зверь оказался хитрее вас. Врачи не успели распознать мутированный штаммвируса – и вы умерли. Как можно беспокоиться о гипотетической угрозе для жизни?Надо предотвращать реальные проблемы!

– Лергасси, скажите, у вашей расы и впрямь нет такогопонятия – «смысл жизни»? – осторожно спросил Мартин.

Лергасси-кан засмеялся. Тихонько захихикала секретарша.Референты, похоже, туристического языка не знали и с удивлением смотрели нашефа. Даже насупившийся Гатти, огорчённый отказом Мартина, тоненько и заливистохохотал.

– Мартин… – Лергасси-кан положил руку ему на плечо. – Выделаете стандартную ошибку, характерную для многих рас… Жизнь сама по себеявляется смыслом и сутью существования. Что же такое смысл жизни?

– Может быть – смысл смысла? – предположил Мартин. – Выпростите, если я задел вас…

Эти слова вызвали новый приступ смеха. Секретарша певучимголоском пересказала референтам диалог – и теперь трое здоровых парней, чинносидевших рядком на диване у стены, безуспешно пытались сдержать гогот.

– Нет, Мартин, что вы… – сказал Лергасси-кан. – Ничуть необидели. Вам, наверное, кажется, что наша раса ущербна? Что мы лишены чего-тоочень важного и интригующего?

Мартин пристыжённо кивнул.

– А нам кажется… – начал Лергасси-кан, обернулся к сыну,велел: – Заткни уши и не подслушивай!

Мальчик послушно закрыл уши, и Лергасси-кан продолжил:

– А нам кажется, что калечны именно вы. Что у вас естьчто-то лишнее и постыдное, словно член, выросший на лбу.

– И вам даже не интересно, каково это – жить с елдой на лбу?– немного разозлившись, спросил Мартин.

– Думаю, что очень некомфортно, – с улыбкой ответилЛергасси-кан.

Всю дорогу в аэропорт Мартин размышлял над разговором сЛергасси-каном. Чиновник снабдил его флаером и референтом в качестве пилота иохранника одновременно. Юный Гатти хоть и не скрывал обиды, но тоже решилпроводить землянина, однако разговор первым не начинал.

Разумеется, за словами Лергасси-кана была не толькопсихология его расы. Можно считать её сколь угодно странной, но вот он, подстремительно мчащимся флаером, чудесный город – один из многих городов Аранка.Город, где соседствуют огромные здания и вольные, нарочито запущенные парки;город, удовлетворяющий большую часть потребностей своих жителей бесплатно;город, где преступления редки, а жители – дружелюбны… Даже попытка покушения неизменила уважительного отношения Мартина к этой расе.

Так чем же кичиться землянам, глядя на спокойных, уверенных,счастливых братьев по разуму? Тысячелетними размышлениями, в чём смысл смысла?Ох сколько крови пролили эти размышления, пока аранки обустраивали свой мир…Высокой духовностью, позволяющей верить в Бога и размышлять о непостижимом?Только где же результаты этой духовности…

Было бы проще, окажись аранки неэмоциональными и чёрствыми.Было бы проще, не знай они любви и сострадания, не умей дружить и мечтать… Новедь всё это у них было, ничуть не меньше, чем у людей! Технократы находили напланете аранков воплощение своей мечты, натуристы восхищались бескрайнимипросторами дикой природы и патриархальными нравами сельскохозяйственныхрайонов, учёные завидовали великолепным лабораториям, коммунисты кричали, что Аранк– мир победившего развитого социализма, авантюристы не уставали ставить впример космическую программу аранков – вопреки здравому смыслу не свёрнутуюпосле прихода ключников. Даже изоляционисты и ксенофобы всех мастейодобрительно отзывались о той осторожности, с которой аранки подходили к дарамключников!

Так что же, выходит, история всех прочих цивилизаций вгалактике – ошибка? И лишь аранки, не задающиеся вопросом о смысле жизни,ухитрились его найти? Что-то в этом было от римских стоиков, что-то – отгреческих киников… Но аранки словно оставались в том счастливом и безоблачномдетстве, когда человек ещё не верит в собственную смерть, не задаётся вопросамио будущем, не вспоминает прошлого и счастлив настоящим…