— Но я не могу поверить, что ты готов пожертвоватьнашей семьей только потому, что тебе не хочется мне уступить. Я поступала, какты хотел, на протяжении всех семнадцати лет!

— И прекрасно. Так должно продолжаться и впредь. Тысовершенно не думаешь о детях!

— Я думаю о детях! Но я имею право иметь своисобственные желания. В конце концов, мне надоело постоянно жертвовать своимиинтересами. С меня довольно, Дуг!

Ничего подобного она никогда ему не говорила. Но большетерпеть это было невозможно. Его менторский тон просто выводил ее из себя. Хужетого, слушая его, она окончательно убедилась, что Дуг ее не любит. Да и как онмог любить ее после того, как она нарушила условия их договора, после того, какпренебрегла интересами его и детей ради своей глупой прихоти? Нет, емусовершенно не за что было любить ее — капризную сумасбродку и безответственнуюэгоистку.

Но, понимая все это, Глэдис не удержалась, чтобы не сделатьеще одну, последнюю попытку.

— Послушай, Дуг, — сказала она, стараясь незамечать его покрасневшего лица и сердито сдвинутых бровей, — ведьфотография — это не просто работа! Это — искусство. Через фотографию я выражаюсвои мысли и чувства, и только так я могу заявить миру: «Я есть. Я существую».Мне это просто необходимо, чтобы чувствовать себя полноценным человеком. Пойми,Дуг, это действительно важно, и не только для меня…

Но она уже видела, что для него это совершенно неважно. Дугпросто не понимал того, что она пыталась ему объяснить. Не понимал и не хотелпонять.

— Об этом, — холодно сказал он, — тебеследовало подумать семнадцать лет назад, когда ты выходила за меня замуж.Подумать и сделать выбор раз и навсегда. Я тебя ни к чему не принуждал — тысама решила, что я для тебя важнее твоей Пулитцеровской премии. Тогда тысчитала, что поступила правильно, и если теперь ты думаешь по-другому… Словом,придется это как-то решать.

— Нам нужно решить только одно: имею я право на своюличную жизнь или нет, — с горячностью возразила Глэдис.

— Ты ведешь себя, словно коза, сорвавшаяся спривязи, — перебил ее Дуг. — Все, что ты мне тут наговорила, —это полная чушь. И если ты будешь упорствовать, ты навредишь не только себе илимне, но в первую очередь — детям. Это же элементарно, Глэдис, неужели ты непонимаешь?

— Мне очень жаль, но это ты не понимаешь!.. —ответила она и, негромко всхлипнув, быстро вышла из гостиной. Дуг не сделал нималейшей попытки ее остановить. Теперь обратного пути нет. Кончено. Он еесовсем не любит.

Она удалилась в спальню и сидела там, вытирая слезы насквозьпромокшим платком. Вошел Дуг. Не глядя на нее, он принялся бросать свои вещи всумку.

— Что ты делаешь? — спросила Глэдис, судорожновсхлипнув.

— Возвращаюсь в Уэстпорт, — сухо ответилон. — И в следующие выходные я скорее всего не приеду. У меня нет никакогожелания проводить по шесть часов за баранкой, чтобы в свои законные выходныевыслушивать всякие глупости по поводу твоей так называемой «карьеры». Нам нужноотдохнуть друг от друга, Глэдис.

Она вздохнула.

— Откуда ты так хорошо знаешь, что будет хорошо длянас, для меня, для детей? — спросила она. — Почему из нас двоихименно ты всегда устанавливаешь все правила?

— Потому что так должно быть и всегда будет. А еслитебе не нравится, ты можешь уйти и поискать себе другого мужа.

— Как у тебя все просто получается… — покачала головойГлэдис.

— А это и есть просто. Проще некуда. — Он повесилсумку себе на плечо и посмотрел на Глэдис. Она с горечью подумала о том, какбыстро рассыпался по кирпичику их семнадцатилетний брак, казавшийся ей такимпрочным. Но, как видно, Дуг давно решил, что в их семье все должно быть так,как он сказал. Так — или никак. С ее точки зрения, это было несправедливо, ноДуглас даже не собирался обсуждать это с ней.

— Попрощайся с детьми от моего имени, — глухопроизнес он. — Скажи им, что я приеду через две недели. Надеюсь, за этовремя ты успеешь одуматься.

Но Глэдис в этом сомневалась. Дело было не в ее упрямствеили нежелании идти на компромисс. За последние несколько недель она поняланаконец, чего хочет, и уже не могла от этого отказаться.

— Почему ты не хочешь меня выслушать? — впоследний раз спросила она, хотя и знала, что все без толку. — Вседвижется, и нам всем необходимо меняться, приспосабливаться к новым идеям, кновым обстоятельствам.

— Нам не нужны никакие новые идеи, — отрезалДуг. — И еще меньше они нужны нашим детям. Им нужно только одно:нормальная мать, которая думает не о себе, а о них. И то же самое нужно от тебямне.

— Почему бы тебе не нанять гувернантку? — бросилаГлэдис. — Ее, по крайней мере, ты можешь уволить, как только онаперестанет тебя устраивать.

— Возможно, так и придется поступить, если ты вздумаешьпойти по стопам своего отца. Глэдис вспыхнула:

— Я не настолько глупа, чтобы работать в районахвооруженных конфликтов. Мне только хотелось сделать несколько действительноприличных репортажей…

— Хватит об этом, — холодно прервал ее Дуг. —К концу лета, когда мы вернемся в Уэст-порт, ты должна выбросить из головы всеэти бредовые идеи насчет фотожурналистики, Пулитцеровской премии и прочего.Когда ты выходила за меня замуж, ты говорила, что готова ухаживать за нашимидетьми, и это я имею право от тебя потребовать.

Из глаз Глэдис снова брызнули слезы. Какой же онбесчувственный! Она и не подозревала, что Дуг может вести себя так! Егобезразличие к ее переживаниям было просто поразительным. Пока она играла по егоправилам, все было в порядке, но стоило ей высказать какое-то желание, котороепришлось ему не по нраву, и Дуг уперся, как осел! И это было не простоупрямство — это была самая настоящая жестокость, порожденная эгоизмом иограниченностью.

Дуг тем временем шагнул к двери спальни и, обернувшись впоследний раз, сказал почти с угрозой:

— Я не шучу, Глэдис! Приди в себя, иначе ты пожалеешь!

И она уже жалела. Она не сказала Дугу ни слова, но долгостояла у окна, глядя, как он садится в машину, едет по улице. Все еще неверилось, что это происходит именно с ними, но от жестокой действительностиникуда не укрыться.

Она все еще плакала, когда вернулся Сэм.

— А где папа? — спросил он.

— Уехал, — коротко ответила Глэдис, украдкойвытирая глаза.

— Но он забыл попрощаться со мной! — возмутилсяСэм.

— Тебя не было, а у папы срочная встреча склиентом, — солгала Глэдис. Сэм неожиданно успокоился.

— Ну ладно, — сказал он. — Тогда я пойду кДжону.

— Возвращайся к ужину, — с улыбкой сказала Глэдис.Ее глаза были все еще влажны, но Сэм этого не заметил.