— Не понимаю, что тебе еще нужно! — раздраженновоскликнул Дуг. — По-моему, ты совершенно спятила! С некоторых пор тыведешь себя так, словно ожидаешь награды за то, что являешься женой и матерью.Но ведь это твой долг! Насколько мне известно, еще ни один человек не получилПулитцеровской премии за то, что жил нормальной жизнью.

Если ты рассчитываешь, что я буду целовать тебе ноги каждыйраз, когда ты приготовишь детям обед или заберешь их из школы, ты сильноошибаешься. Я не знаю, что на тебя нашло, но, если ты действительно хочешьсделать карьеру и болтаться по всему миру, словно ведьма на помеле, тебепридется за это заплатить.

— А я и так расплачиваюсь за то, что вообще заговорилас тобой об этом. Ты наказываешь меня вот уже почти три месяца, каждый день икаждый час!

В глазах Дуга вспыхнул гневный огонек.

— Ты заслужила это. Ты поступила с нами бесчестно. Ипросто подло, — отчеканил он. — Ты предала всех нас. За всесемнадцать лет ты ни разу не упоминала о том, что собираешься вернуться вжурналистику, и вдруг тебе приспичило получить Пулитцеровскую премию и статьзнаменитой. Что ж, давай, получай, если тебе наплевать на меня и на детей!..

— Но ведь я не знала!.. — возразила Глэдис почтижалобно. — Я никогда не думала о возвращении всерьез. Мне просто хотелосьиметь возможность время от времени делать небольшие репортажи для газет ижурналов.

— Да какая разница! Сначала — небольшой репортажик овыставке кошек в Гринвиче, потом большой материал о голодных детях в Пенджабе.А потом тебя убьют где-нибудь в Сербии.

Он говорил искренне и горячо, но Глэдис его слова почти нетрогали. Все это она уже слышала. Словно теленок, привязанный к колышку, Дугбегал по кругу, не в силах предложить ничего нового.

— Ты не понимаешь… — сказала она тихо. Дуг встал из-застола так резко, что неубранная посуда испуганно звякнула.

— Достаточно, — сказал он. — Хватитразговоров. Ты должна что-то решить, Глэдис, решить раз и навсегда.

Она кивнула, и Дуг быстро вышел из кухни. Проводив еговзглядом, Глэдис тоже встала и подошла к окну. На берегу, у самой воды, игралиее дети, и она задумалась, действительно ли все это будет для них так ужасно,как говорил Дуг. Что они скажут, что почувствуют? Решат ли они, что она предалаих, или поймут?.. Ответов на эти вопросы Глэдис не знала, и в глубине ее душимедленно поднимались горечь и жгучая обида. Многие женщины работали,путешествовали и успевали при этом воспитывать детей так, что никто из них нестановился ни преступником, ни наркоманом. Чем же она хуже? Тем, что у неетакой муж?..

На следующий день они заперли дом и вернулись в Уэстпорт.Лето кончилось, но у Глэдис было такое ощущение, что кончилась ее жизнь. Вовсяком случае, что будет дальше, она не знала.

Вечером того же дня, когда дети — усталые и сверх мерывозбужденные возвращением домой — легли спать, Глэдис наконец-то заговорила сДугом. До этого они обменивались лишь ничего не значащими фразами.

— Я не стану просить Рауля, чтобы он вычеркнул меня изсписков своих клиентов, — промолвила она, с трудом сдерживая слезы. —Но если он позвонит и предложит мне какую-то работу, я откажусь.

— Что-то я не пойму, — удивился Дуглас. —Зачем тебе оставаться в списках Рауля, если ты все равно не собираешься на негоработать?

— Почему бы нет? Мне будет приятно думать, что я всееще кому-то нужна.

Дуг посмотрел на нее долгим взглядом, потом пожал плечами.«Идиотка!» — вот что означал этот жест. Глэдис поняла, что ему нужноокончательно сломить ее. Он победил — или почти победил, — но ему быломало того, что Глэдис делает все, что он требует:

Дуг хотел, чтобы его жена, полностью признав его правоту,исполняла свои обязанности с радостью. Должно быть, в этом он видел гарантиютого, что тема ее возвращения к нормальной человеческой жизни больше никогда невозникнет.

А Глэдис действительно почти сдалась. Если бы Дуг сказал,что она молодец и что он очень высоко ценит ее решимость пожертвовать собойради него и детей, его победа была бы полной, но он не сделал ни того, нидругого. Вместо этого Дуг поднялся и пошел в ванную комнату принять душ.

Когда полчаса спустя он вернулся, Глэдис уже легла. Погасивсвет, Дуг тоже юркнул под одеяло и вытянулся рядом с ней. Некоторое время онлежал неподвижно, потом повернулся на бок и лениво погладил ее по спине.

— Ты еще не спишь? — шепотом спросил он.

— Нет… — Глэдис ждала, что сейчас он скажет что-тотакое, что могло бы хоть немного утешить ее, но вместо этого Дуг протянул рукуи коснулся ее груди. Это показалось Глэдис таким грубым, что ей захотелосьобернуться и дать ему хорошую пощечину, но она не посмела. Дуг пытался ласкатьее, но тело Глэдис словно обратилось в холодный камень и никак не отзывалось наего прикосновения. Она даже не повернулась к нему лицом. Через несколько минутДуг вздохнул и тоже повернулся к ней спиной.

Они долго лежали рядом в темноте, но на самом деле ихразделяла пропасть шириной в океан. И вместо воды в этом океане плескалисьволны боли, проносились ураганы разочарований и хлестали горькие дожди слез.Дуг победил, и теперь в жизни Глэдис не оставалось ничего, кроме бесконечной,отупляющей, ежедневной рутины. Теперь она будет только готовить для него,убираться в доме, возить детей в школу и следить за тем, чтобы они теплееодевались зимой. Она может даже спрашивать мужа, как прошел его день и много либыло у него работы, хотя на самом деле ей на это глубоко наплевать. Дуг сумелдобиться своего, Глэдис сдержала обещание, которое дала ему много лет назад.Все хорошее, что было когда-то в ее жизни, осталось в прошлом — таком далеком,что иногда ей казалось, будто все это было не с ней, а с кем-то другим.

После того как Глэдис вернулась из Харвича, Мэйбл несколькораз звонила ей, но встретиться не удавалось. Увиделись они только в тот день,когда их дети пошли в школу. Подруги столкнулись нос к носу на автомобильнойстоянке.

Мэйбл сразу же заметила, что с Глэдис что-то случилось.Несомненно, что-то ужасное — во всяком случае, такого лица и таких глаз она унее не помнила.

— Боже мой, Глэдис, с тобой все порядке?! —вскричала она, забыв даже поздороваться.

— Как будто да… — ответила Глэдис неуверенно. —Разве что я сегодня не причесывалась…

Утром ей действительно было некогда заплетать косу, и Глэдиспросто скрепила волосы резинкой. «Должно быть, они растрепались», —подумала она, машинально проводя рукой по своей золотой гриве.

— А что, я плохо выгляжу?

— Да, — честно ответила Мэйбл. — У тебя такойвид, словно кто-нибудь умер.

«Я умерла», — хотелось сказать Глэдис, но она толькопокачала головой.

— Ты не болела? — продолжала допытываться Мэйбл.