Но как же это могло статься? Марина вернулась на площадку,припала к щели.

Нет. Каменный пол совершенно чист, лишь кое-где валяютсякакие-то веточки, сухие прошлогодние листочки. Урсула убежала сама не своя,Марине тоже было не до уборки мусора. Что же получается? Bыходит, Урсула потомспохватилась и вернулась подобрать осколки? Или – Марина вздрогнула – вернулсякто-то другой? Тот, кто держал здесь Гвендолин и почуял чужой глаз?..

Ей вдруг сделалось жутко. В панике ринулась вниз поступенькам, споткнулась, еле удержалась на ногах – да и замерла, пораженнаявнезапной догадкой. А что, если никто не возвращался убрать разбитый фонарь?Что, если и фонарь этот, и разговор узницы с Урсулою, и крики Гвендолин, ивообще все ночное приключение – не более чем кошмар, призрак… такой женесуществующий призрак, как леди Элинор, и старик на деревянной ноге, и молодойпоэт, застреливший своего брата?

Марина оглянулась. В распахнутой двери никого, в башеннойкомнатке тишина и пустота.

О господи!

Она не знала, что и подумать, только вдруг мучительнозахотелось оказаться отсюда как можно дальше. Она поразмыслит обо всем насвободе!

Марина сбежала вниз, толкнула уличную дверь. Та неподдалась: заело что-то, наверное. Толкнула еще раз, другой – и отошла,бессильно прислонилась к стене.

Все-таки ей судьба была найти в этой башне хоть однузапертую дверь. Ту самую, через которую она сюда вошла, а выйти – не может.

* * *

Конечно, дверь запер Десмонд. Нет, не нарочно. Хозяйскийглаз заметил недогляд – и устранил оплошность. Небось там, снаружи, виситтеперь такой замочище! Можно хоть век ударяться в двери плечиком, толку небудет, кроме синяков.

Hадо бы крик поднять – но Марине не хотелось. До чего жеглупо станет она выглядеть, когда ее отомкнут! Представился холод в глазахДесмонда, его презрительно изогнутая бровь: «Вечно вас куда не надо заносит, нев баню, так в башню!» Ох, нет. Крик она оставит на потом, когда уж точно неостанется иного способа выбраться отсюда.

Окно, ведущее на галерею и забитое крест-накрест, всталоперед ее глазами. Если бы расшатать гвозди и вытащить хотя бы две доски, онасмогла бы выбраться на переход и вернуться в замок совершенно незаметно, той желестницей, которой они с Урсулою бегали ночью… точнее, во сне. Разумеется,Марина верила в вещие сны: ее так уж точно был вещим! Она помнила, как блестелкамень в свете луны, нишу, где пряталась, ну и все остальное. Еще раз поглядела– все на месте! Кроме разбитого фонаря. И кроме Гвендолин…

Ладно, она поломает голову над этим потом. А сейчас надовыбираться отсюда, и поскорее: холодно!

Не прошло и четверти часа, как ей стало жарко – не то отусилий, не то от понимания, что они тщетны. В ход пошла ножка сломанноготабурета, потом вторая, третья, четвертая… Все они сломались одна за другой, ане то что вытащить – даже расшатать хотя бы одну доску Марине не удалось.Пожалуй, все-таки лучше кричать.

А если никто не услышит? Вот ужас-то! Нет, ночью Урсулаобязательно придет проведать Гвендолин – и найдет Марину.

«Тьфу! Не придет Урсула, потому что никакой Гвендолин нет насвете! – сердито сказала себе Марина. – Ну, кричи, кричи давай!»

И все-таки она медлила. Что толку орать в небеса? Лучшевернуться к нижней двери: там, глядишь, хоть кто-то мимо пройдет. О господи, даведь, кажется, уже темнеет! А что, если… У Марины подкосились ноги от ужаснойдогадки: что, если Гвендолин все-таки существует, но, как всякий призрак,принадлежит ночи? И как только тьма вползет через порог и заскулят в замке псы,предчувствуя недоброе, Марина вновь услышит жалобный плач, и увидит белую,тщедушную фигурку Урсулы, и брауни, который в лунном свете играет на лужайке,и, может быть… о господи, спаси и помилуй! – даже себя, застывшую в нише…как прошлой ночью!

Правая рука ее так и замелькала, осеняя крестами себя, стенывокруг, а левая цеплялась за перила, когда Марина со всех ног неслась вниз, сжадностью ловя последние промельки дня, проницавшие сумрак башни. Она ужеоткрыла рот, готовясь закричать, но едва не рухнула без чувств от страха:тишину башни взрезал не ее перепуганный вопль, а хриплое:

– Мя-а-у!

* * *

Бредовая мысль, что этот звук исторгнут ее горлом, чтопризраки уже напали на нее и лишили человеческого голоса, все-таки успела накраткий миг завладеть ее сознанием, но тут же исчезла, когда Марина услышалавторое «мяу» и увидела у своих ног огромного беловато-рыжеватого кота.

Макбет!

– Ты, дурак, чего орешь? – спросила она сердито. –Напугал меня до полусмерти.

На круглой, сытой усатой морде выразилось совершенночеловеческое возмущение. Очевидно, он не привык, чтобы с ним разговаривали втаком тоне. Марина, впрочем, уже устыдилась своей грубости и, решив исправитьсодеянное, потянулась его погладить. Да не тут-то было! Макбет был кот схарактером. Отскочив, он повернулся к Марине спиной, брезгливо тряхнул сперваодной, потом другой задней лапкой, выражая свое глубочайшее презрениенеприветливому человеческому существу, а потом скользнул в узкую щель междудосками и стеной. Наверное, там был какой-нибудь кошачий лаз.

– Макбет, ради бога! – в панике воззвала Марина, поняв,что сейчас останется одна, и, с неожиданной силой отшвырнув одну доску, потомдругую, так и ахнула, увидев перед собой этот самый «кошачий лаз»: в пол-аршинашириной и не меньше чем в два длиной. Не самое просторное отверстие, однаковполне достаточно, чтобы мог протиснуться человек. Это Марина и проделаланезамедлительно, думая сейчас даже не о том, что перед ней открываетсявозможный путь к спасению, а о том, дабы не оставаться одной.

Пробежав несколько шагов на полусогнутых, она вдруг ощутила,что потолок поднялся, и осторожно распрямилась, пытаясь проникнуть взоромсквозь тьму. Похоже, она оказалась в настоящем подземелье, причем настольковлажном, что вода сочилась сквозь стены. О господи, не вернуться ли? В башнехотя бы сухо и не так промозгло. Куда он ее завел, этот чертов Макбет?

– Мяу! – раздалось у ног, и Марина с трудом подавилажелание схватить кота на руки и ощутить его живое, успокоительное тепло.

– Вот что, друг, – сказала она любезно. – Ты менясюда завел – ты и выводи.

Макбет немедленно ринулся вперед, и Марине, чтобы непотерять его, пришлось припустить со всех ног.

Белый клок тумана мелькал впереди; она бежала, изо всех силсдерживая себя, чтобы не оглянуться. Ну что там, сзади? Ход в башню, только ивсего. Марина старалась не думать, что этого хода больше не видно, и дажезахоти она – не найдет дороги назад. Вот уж правда, что у нее теперь оставалсятолько один путь – вперед, и один проводник…