Вёсла пёстрого корабля раскалывали поверхность воды. Корабльшёл обратно к островку – там ждал Халльгрим, и незачем было его сердить.Торгейр, закутанный в меховой плащ, сидел лицом к корме и смотрел на пленноесудно, тащившееся позади. Там работали усердные, но неумелые гребцы: на вёслахсидели монахи. Их руки не были чужды труду, но тяжёлые вёсла стёсывали кожу сладоней. Торгейр сказал:

– Ты знаешь, я ждал чего-нибудь подобного. Но только яникак не думал, что это окажешься именно ты. Я боялся, как бы они не напоролисьна вендов… Так, значит, Рунольвов корабль теперь у тебя?

– Мы сразились с Рунольвом, – сказалХельги. – И вот этой секире посчастливилось отправить его пировать вВальхалле… А твой отец, Гудмунд херсир, приезжал к нам нынче весной. Онговорил, что его род оборвался.

Торгейр подпёр голову рукой и задумался.

– Может, это и к лучшему, что он считал меняпогибшим, – сказал он погодя. – Незачем ему было знать всё это время,что его сын таскает камни и месит навоз…

Потом спросил:

– А что ты сделаешь с монахами?

Хельги пожал плечами:

– То, что и обещал их вождю. Продам на первом же торгу,потому что мы как раз собираемся в Бирку. Ты хотел бы расправиться с ними иначе?

Сын херсира покачал головой:

– Если ты повезешь их в Бирку, не так хорошо тебе будеттам торговать, как ты думаешь.

– Почему?

– Потому что они и направлялись туда. Их там ждётсвятой отец.

– Кто?

– Жрец Белого Бога по имени Ансгар. И Бьёрн конунгсвеев, как я слышал, ему покровительствует. Поэтому незачем тебе продавать вБирке ни монахов, ни те вещи, которые тебе достались.

Хельги улыбнулся:

– Полдня ты со мной, а уже во второй раз даёшь хорошийсовет. Если ты захочешь отправиться со мной и дальше, навряд ли я пожалею отом, что нынче надумал тебя пригласить!

Торгейр щербато усмехнулся, плотнее заворачиваясь в мягкийтёплый мех.

– Мне да не пожелать следовать за тобой… А скажи,сильно ли постарел мой отец?

Хельги вдруг подумал, что ведь Торгейр не всё ещё знал отом, что творилось нынче в Норэгр.

– Нескоро ты теперь увидишь своего отца, –проговорил он глухо. – Потому что мы не живём больше у себя в Сэхейме, каки твой отец не живёт теперь на своих островах. Мы с братьями идём ВосточнымПутём – в Гардарики, и всё это из-за Харальда конунга и Рунольва Раудссона,который с ним дружил. А куда правит твой отец, этого я не знаю.

Торгейр задумался… Опустил голову и долго молчал. А потомХельги услышал:

– Тогда послушай, что я скажу тебе, Виглафссон… Ты,может быть, помнишь, что мы с отцом плоховато ладили последнее время. Моемуотцу мало нравилось, что Харальд конунг начал присваивать себе чужие земли…

Хельги перебил:

– А кому это понравится?

– А я, – продолжал Торгейр, – я ездил служитьконунгу, так как считал, что неплох тот вождь, который умеет подчинить своейволе всех остальных. И Харальд многое мне доверял. И ты можешь выкинуть меня заборт, Хельги Виглафссон, никто тебя за это не осудит.

Воины продолжали грести, поглядывая на Хельги. Сын Воронавсегда был скор и крут на расправу, Торгейру оставались мгновения жизни, никтов этом не сомневался.

Однако Хельги даже не двинулся с места. А потом вдруг ещё изасмеялся, – другое дело, что этот смех мало кому показался весёлым.

– У тебя не голова Мимира на плечах, чтобы продолжатьдавать советы отдельно от тела. Я знаю, что я сделаю. То есть чего мне неследует делать. Я не стану спорить с тобой о Харальде конунге…

Миновала середина дня, и уже под вечер, когда островок вот-вотдолжен был показаться, им повезло ещё раз. Дождь прекратился, и мгла покинуламоре, поднявшись кверху вместе с облаками. Поэтому зоркие глаза БьёрнаОлавссона ещё издали разглядели два кнарра, шедшие навстречу. Оба глубокосидели в воде, стало быть, были нагружены.

Они и не подумали бросаться в сторону при виде драккара.Людей на них было больше, чем у Хельги, и они надеялись оборониться. Когдакорабли поравнялись, старший из корабельщиков, широкоплечий и плотный, сдлинными усами, окликнул:

– Эй, викинг! Чего хочешь, боя или мира?

У него тоже бежало по жилам отнюдь не молоко.

– Мира, – ответил Хельги, улыбаясь во весьрот. – Мне твоего добра не надобно, своё есть на продажу! А везти его вБирку хлопотно!

Усатый велел своим людям табанить.

– Что же ты продаешь?

Хельги указал на монашеское судно.

– Вот… Корабль и гребцы на нём. Это должно пригодитьсяпутешественнику вроде тебя!

Его воины, оставленные сторожить пленников, подняли их соскамей и поставили вдоль борта. Монахи стояли понуро в своих бесформенныходеждах, с распухшими от непосильной работы руками, осунувшиеся, жалкие.

– А каков в море этот корабль? – спросилкупец. – Рабы-то мне пригодятся, но я живу далеко, и судно должновыдержать дорогу.

Хельги ответил:

– Я немногое могу о нём рассказать, кроме того, что онкрепок. Я сам только утром его впервые увидел.

Торгейр неожиданно вмешался:

– Он остойчив на волне и берёт хороший груз, дажекоров… Он хорошо слушается руля, хотя и не может идти так круто к ветру, кактвой кнарр.

– Ты-то откуда это знаешь? – удивился усатый.

Торгейр пошевелил изувеченной рукой, потом с усилием поднялеё и отвёл волосы со лба.

– Я был рабом у хозяина этого корабля. Люди зовут меняГудмундом Счастливым, херсиром из Халогаланда. Расскажи ему обо мне, если тебеповезёт и ты его встретишь.

– Расскажу! – пообещал путешественник и добавил: –Быть может, хоть это защитит меня и моих людей, если твой отец налетит на нас вморе! Я куплю корабль.

– И рабов?

– И рабов.

– Вот только надо мне тебя предупредить, – сказал Виглафссон. –Их всех называют монахами, и сдаётся мне, что они больше любят болтать о своёмБоге, чем растаскивать камни с полей!

Корабельщик засмеялся.

– Мой дом в Исландии, а это такая страна, где лентяибыстро делаются трудолюбивыми… Я покажу им пустынное хейди и пообещаю прогнатьих туда, если они будут не так расторопны, как я захочу!

Было так.

Жил в Свеарике Гюльви конунг, повелитель страны. Ратных делэтого конунга никто не запомнил, нечего было и запоминать. Но людирассказывают, будто любил он песни и любил слушать прекрасные женские голоса.