любоваться на твою рожу? Что за дело?

– Понимаете… – начал Харуто, но запнулся и провел пальцем по ручке чашки.

Таканаси раздраженно щелкнул языком:

– Давай скорее.

– Господин Таканаси, у вас ведь будет выставка?

Об этом как-то в идзакае обмолвился Саваи, что у Таканаси будет выставка в феврале.

– Ну. С однокурсниками. Тебе что за дело? Сходить, что ли, хочешь?

– Нет… – Харуто собрался с духом и посмотрел собеседнику в лицо. – Позвольте мне тоже поучаствовать?

Таканаси выпучил глаза.

– Ты что, с дуба рухнул?

– Пожалуйста! Всего несколько фотографий! Разумеется, я заплачу свою долю за аренду. Только, пожалуйста…

– Не мели ерунды, – отрезал фотограф, чуть не расчленяя Харуто взглядом. – Это с какого перепугу я должен помогать такому желторотику?

– Я прекрасно понимаю, что прошу невозможного. Но мне жизненно необходимо…

– Отвали, придурок. Нашел из-за чего меня выдергивать! – Таканаси еще раз щелкнул языком и поднялся. Официант как раз принес чай. – Унесите.

Фотограф накинул пальто и шагнул прочь, но…

– Умоляю! – Голос Харуто огласил весь зал. Таканаси остановился. – Возьмите меня на выставку!

Коллега смерил подскочившего парня хмурым озадаченным взглядом и процедил:

– Ишь, пылкий какой. Если охота – сам бы и провел.

Харуто сжал руки в кулаки и опустил голову.

– Вы совершенно правы, мне еще учиться и учиться. Мои навыки с вашими или с Макото даже сравнивать стыдно. Мне до выставки еще лет десять расти. Но… – Парень поднял на Таканаси пылающий взгляд. – Но потом будет поздно! Умоляю! Дайте мне шанс!

Мужчина оторопел от такого упрямства и бросил:

– Официант! Все-таки дайте чай. – Он снова сел за столик и наклонился к Харуто: – Со мной будут однокурсники. Один в прошлом году выиграл премию Дзюдзо Кимуры, второй выставлялся среди «Ста фотографов-пейзажистов» от «Тоё-фильм». Талантливейшие ребята молодого поколения. Скажу прямо: ты им в подметки не годишься. Они не пустят зеленого новичка. Каждый твой снимок отнимет пространство у нас.

Харуто было открыл рот, но Таканаси его перебил:

– Заткнись и слушай! – А потом добавил: – Неси.

– А?

– Неси снимки, которые считаешь достойными нашей выставки. Она пройдет в первые выходные февраля. Еще надо время на подготовку зала, так что за неделю чтоб были снимки. А я поговорю с парнями. Понял?

– Понял! – энергично кивнул Харуто и сжал губы. – Принесу. Обязательно принесу.

Таканаси щелкнул языком, недовольно проворчал:

– Чай с тебя.

Осушил чашку и вышел прочь.

Вскоре от него пришло письмо с темой выставки: «Время и пространство XXI века».

Харуто сразу придумал, что хочет снять. Даже нет: он все решил еще до того, как увидел тему.

Дождался ясной погоды и, пока не надо было работать, вооружился фотоаппаратом. После обеда выехал на съемки. Долго бродил, успокаивая чувства. Ни за что не мог позволить себе бездумный снимок.

Наконец Харуто заглянул в видоискатель и вспомнил слова Саваи.

«Какое желание стоит за твоей фотографией?»

Желание? Только одно.

С этой мыслью Харуто нажал на кнопку.

Спустя неделю молодой человек все подготовил и снова отправился в ту же самую кофейню.

С самого утра ему кусок в горло не лез, в голове крутились только мрачные мысли. Ноги едва слушались, а руки, в которых он нес плоды своей работы, дрожали. Чтобы как-то отогнать страх, Харуто то и дело встряхивал головой.

«Только не трусь. Мисаки борется с болезнью. И ты борись».

За столиком его уже ждал Таканаси, а вместе с ним и двое других фотографов. Они казались значительно доброжелательнее, но в проницательных взглядах чувствовалась мудрость.

Харуто поздоровался и отдал несколько снимков. Мужчины молча стали их смотреть. Даже Таканаси, который вечно орал на молодого коллегу, сегодня поскупился на слова. Харуто думал, что у него от волнения выскочит сердце из груди. В этот раз он испытывал совсем другие чувства, чем когда решился показать снимки Саваи. Сейчас ему вынесут приговор. Чтобы обуздать ужас, Харуто залил в желудок кофе.

Наконец трое мужчин положили фотографии на стол…

Харуто позвонил в дверь, и ему открыл Такаси.

– Она у себя, – бросил он, кивая подбородком в сторону комнаты.

– Как Мисаки себя чувствует?

– Сегодня вроде ничего. Но в последнее время постоянно температурит.

– Ясно…

Лучше любых слов о состоянии девушки свидетельствовало мрачное лицо ее брата.

Гость разулся и прошел в дом. Как всегда, устроился рядом с комнатой Мисаки. Позвал ее. Из-за перегородки донесся шорох. Так она ему отвечала.

– В следующем месяце я участвую в фотовыставке.

Мисаки ничего не сказала. Ну и ладно. Харуто продолжил:

– В маленькой частной выставке, мы сами снимем галерею, и нас всего несколько человек. Но все-таки это будет мой дебют.

«Мисаки…

Я мало могу для тебя сделать.

Я не врач. Мне не излечить твою болезнь.

Я не супергерой. Поэтому не верну тебе молодость.

Я ничего не могу, простой никчемный слабак.

И все-таки…

Может, мне нечего тебе дать, но я хочу…»

– Приходи, пожалуйста.

Он закрыл глаза, как будто в молитве, и мысленно воззвал к своей девушке за стеной:

«Я хочу… чтобы ты посмотрела мои фотографии.

Хочу, чтобы они достигли твоего сердца.

Вот мое единственное желание…»

В один из дней последней недели января Харуто принес листовку с выставки. Мисаки разглядывала ее, лежа у себя в койке.

«Приходи посмотреть».

Девушка бережно прижала бумажку к груди. Она очень хотела посмотреть фотографии Харуто… Скорее всего, другой возможности уже не представится. Хоть одним глазком бы глянуть! Тогда и умереть не жалко. Но…

Мисаки нежно погладила напечатанное имя Харуто Асакуры.

«Прости, Харуто. Я очень хочу пойти, но не могу. У меня не осталось столько храбрости. Я не выдержу, если ты увидишь меня – такую».

– Что в итоге решила?

Мисаки на вопрос брата молча покачала головой. И переложила листовку на столик.

Февраль выдался ясный. Ветер смягчился, а солнечные лучи радовали теплом.

Как будто весна решила навестить землю заранее.

В первую субботу Мисаки в мрачной комнате за задернутыми шторами никак не находила покоя и глядела в пол. В этот день открывалась выставка. Девушка бросала на листовку взгляд за взглядом и каждый раз отводила глаза, делая вид, что ей все равно. Часы на телефоне показывали начало третьего. Галерея работала до шести. Осталось всего четыре часа. Ехать – до станции Хатагая. По идее меньше часа пути.

«Может, все-таки сходить?» – уговаривал внутренний голос. Девушка покачала головой и перевернулась на другой бок. Она трусила. Слишком боялась выходить на улицу, ехать в галерею. Ей не хватало храбрости снова встретиться с Харуто.

Когда стукнуло шесть, Мисаки вздохнула. Наверняка завтра тоже будет весь