Ее купальника на месте не было. Я спустилась на пляж. Незаметив ее ни в воде, ни на скалах, решила, что, возможно, она пошла к мистеруМередиту Блейку. Они были дружны. Переправившись через залив на лодке, япродолжала свои поиски, но напрасно, и наконец возвратилась назад.

В то утро было очень жарко, совсем не чувствовалось ветерка,а окна дома и террасы были закрыты. Миссис Крейл предложила принести пива изхолодильника.

Возле дома была теплица, построенная еще в эпоху королевыВиктории. Миссис Крейл ничего там не выращивала, а превратила помещение в бар,где на полках стояли бутылки с джином, лимонадом, вермутом, пивом и другиминапитками. В холодильнике всегда было пиво и эль.

Я отправилась в теплицу вслед за миссис Крейл. Анджелу мыувидели около холодильника – она как раз доставала бутылку.

Миссис Крейл взяла пиво и сказала мне: «Я отнесу бутылкуЭмиасу». Очень трудно теперь решить, должна ли была я что-то заподозрить. Ееголос (я почти уверена в этом) был вполне нормальным. Но должна сознаться, чтов тот момент мои мысли были заняты не ею, а Анджелой. Анджела стояла возлехолодильника, и я была довольна, глядя, как она покраснела и приняла виноватыйвид.

Я взялась за нее круто, и, к удивлению, она оказаласьдовольно послушной. На вопрос, где была, отвечала, что купалась. «Я не виделатебя на пляже». Она рассмеялась в ответ. Потом я спросила, где вязаная кофта, идевочка ответила, что, видимо, забыла на пляже.

Вспоминаю об этих подробностях для того, чтобы объяснить,почему я позволила миссис Крейл отнести пиво вниз, в «сад-батарею».

В моей памяти немного стерлись воспоминания об остальныхсобытиях того утра. Анджела принесла иголку и зашила юбочку без всякихвозражений. Мне кажется, что и я тогда штопала какое-то домашнее белье. МистерКрейл не пришел к столу. Меня порадовало, что у него оказалось хоть немногоблагопристойности.

После этого миссис Крейл сказала, что пойдет вниз, в сад. Яхотела разыскать кофту, забытую Анджелой на пляже. Мы спустились вместе. Онасвернула в «сад-батарею», а я пошла своим путем, как внезапно ее крик вернулменя назад. Как я уже говорила, когда Вы у меня были, она послала меня наверхпозвонить по телефону. По дороге я встретила мистера Мередита Блейка, поручилаему позвонить и возвратилась к миссис Крейл.

Вот то, что я рассказала на следствии и позже, в суде.

То, что я напишу далее, я никогда и никому не говорила. Мнене было задано ни одного вопроса, на который я дала бы неправильный ответ.Вместе с тем я виновата, что скрыла некоторые факты… Хотя и не жалею об этом. Яточно так же поступила бы снова. Хорошо понимаю, что этим открытием вызову,возможно, у некоторых осуждение, но не думаю, чтобы после стольких леткто-нибудь серьезно занялся бы этим. Тем более что миссис Крейл была осуждена ибез моих показаний.

Итак, произошло следующее.

Встретив мистера Мередита Блейка, я, как вам уже известно,что есть духу побежала назад. Достигнув ворот «батареи», увидела, как миссисКрейл торопливо вытирала своим платком пивную бутылку на столе. Потом она взяларуку покойного мужа и прижала к бутылке его пальцы. Все время она былачрезвычайно насторожена. Испуг, который я увидела на ее лице, раскрыл мнеистину. Я поняла с абсолютной уверенностью: Кэролайн отравила своего мужа. Илично я не осуждаю ее. Ведь из-за него ее страдания перешли все границы, темсамым он выбрал свою судьбу.

Я никогда не напоминала миссис Крейл об этом инциденте, иона никогда не знала о том, что я видела. Я вообще никогда и никому об этом неговорила, но существует человек, который, на мой взгляд, имеет право об этомзнать.

Дочь такой женщины, какой была Кэролайн Крейл, не должнаосновывать свою жизнь на лжи. Правда – вот единственное, что имеет значение.Передайте ей от меня, что ее мать не следует осуждать. Ее заставили терпетьбольше того, что может выдержать женщина. Дочь должна понять ее и простить».

Конец рассказа Сесили Уильямс.

«Дорогой мистер Пуаро!

Я сдержала слово и записала здесь все, что сумела вспомнитьо тех ужасных событиях, происшедших шестнадцать лет назад. Но только теперь,сев писать, я поняла, как мало на самом деле припоминаю. Я не нахожу, от чегоможно было бы оттолкнуться. У меня только расплывчатые воспоминания оботдельных летних днях и некоторых случаях, но я даже не сумела бы суверенностью сказать, в какое именно лето это случилось.

Смерть Эмиаса была для меня громом среди ясного неба. Ничтоне могло ее предсказать, и такое впечатление, что у меня исчезли из памяти всесобытия, которые привели к ней.

Я раздумывала, задавала себе вопрос – возможна илиневозможна подобная развязка? Наверное, девочки в тринадцать лет такие жеслепые и глухие, какой была и я. Я легко понимала душевное состояние людей, ноникогда не утруждала себя узнать, что именно вызвало его.

Кроме того, именно тогда я вдруг начала раскрывать очарованиеслова. То, что я читала, стихи Шекспира, например, звучало в моих мыслях. Я какбудто вижу себя в саду возле кухни: иду тропинкой и повторяю в экстазе: «…Вводе зеленой, как зеркало прозрачной и спокойной…» Это было так хорошо, что ячувствовала потребность повторять слова снова и снова. Наряду с такимиоткрытиями были и другие вещи, которые, насколько мне вспоминается, я любиладелать: плавать, лазить по деревьям, есть фрукты и посмеиваться над мальчишкамииз конюшни, а также кормить лошадей.

Кэролайн и Эмиас были для меня людьми, которые не подлежалини осуждению, ни обсуждению. В моем мире они занимали центральное место, но яникогда не задумывалась об их делах, о том, что они чувствовали и думали.

Я не увидела ничего особенного в появлении Эльзы. Считала ееглупой, она мне даже не казалась красивой. Я восприняла ее как богатую и нуднуюособу, которую рисовал Эмиас.

Первым сигналом наступающих событий для меня послужилафраза, которую я услыхала с веранды, где спряталась после завтрака: Эльзасказала, что она выйдет замуж за Эмиаса. Это мне, конечно, показалось смешным.Помню, я закидала Эмиаса вопросами. Я спросила его: «Почему Эльза говорит, чтовыйдет за тебя замуж? Ведь человек не может иметь двух жен – я знаю, что за этосажают в тюрьму…» Эмиас ужасно рассердился и сказал: «Как, черт возьми, ты этоуслыхала?» – «Через окно библиотеки», – ответила я ему. Тогда он рассердилсясильнее, чем когда-либо, и сказал, что меня пора отправить в школу и чтобы ябросила привычку подслушивать.

До сих пор помню свое возмущение при этих словах. Я сказала,что не подслушивала, но – как бы там ни было – почему Эльза говорит такуюглупость? Эмиас ответил, что это только шутка.